Бана - Кадамбари

Вскоре после свадьбы Кадамбари спрашивает Чандрапиду о судьбе Патралекхи, которую никто не видел после того, как она бросилась с Индраюдхой-Капинджалой в воды Аччходы. Чандрапида объясняет, что Патралекха не кто иная, как Рохини, супруга бога луны и, следовательно, вторая жена самого Чандрапиды. Когда бог луны по проклятию стал Чандрапидой, Рохини, не желая покинуть супруга, сошла на землю в облике Патралекхи.

В конце романа говорится, что после всех своих злоключений его герой Чандрапида часть отпущенного ему богами времени проводит на небе с Рохини, а часть на земле — попеременно в Удджайини и на Хемакуте — вместе с Кадамбари. И в своей долгой и счастливой земной жизни Чандрапида и Кадамбари, так же как Пундарика и Махашвета, никогда уже не расстаются друг с другом.

В литературном наследии древней Индии проза (если не учитывать прозу религиозных, философских, научных памятников) занимала сравнительно малое место. Тем не менее в индийской традиции она ценилась ничуть не ниже, чем поэзия. И такая высокая оценка не в последнюю очередь была связана с высокой художественной репутацией переведенного нами сочинения Баны, которое вместе с тремя другими прозаическими сочинениями VII века н. э.: «Харшачаритой» («Деяниями Харши») того же Баны, «Дашакумарачаритой» («Приключениями десяти царевичей») Дандина и «Васавадаттой» Субандху — принадлежит особому жанру древнеиндийской (санскритской) литературы, называемому современными исследователями санскритским романом. Следует, однако, сразу же заметить, что практически удобное обозначение «роман» в отношении санскритского жанра не исконно, но привнесено из европейской литературной традиции, и потому приходится считаться с его возможной неточностью и условностью.

Психологически понятно, что, когда сталкиваешься с текстами иной литературы, хочется соотнести их с собственным литературным и эстетическим опытом, использовать в связи с ними привычные толкования. Отсюда принятая в литературоведении тенденция вводить классические восточные (в том числе, конечно, и индийские) литературные памятники в знакомые европейские рамки, накладывать на них уже апробированную сетку понятий и терминов — тенденция, находящая опору в представлении об единстве мирового литературного процесса, в концепции гомогенеза мировой культуры, проходящей, по Э. Тэйлору, в разных культурных общностях одни и те же «фазы роста». Есть и противоположная тенденция: рассматривать отдельные цивилизации и соответственно литературы как более или менее замкнутые монады с особым кругом понятий и принципов, созданным по собственным структурным законам. Такая тенденция по многим причинам весьма спорна, но она обладает, по крайней мере, одним достоинством: отвергает априорный подход к культуре «извне» и настаивает на тщательном изучении ее текстов «изнутри», в согласии с выработанными ею самой критериями. Только как последующий шаг предполагается сопоставление памятников разных культур и вывод об их однородности или неоднородности.

Нам хотелось бы учесть преимущества такой методики еще и потому, что она хотя бы отчасти помогает преодолеть барьеры уже сложившегося эстетического восприятия. Знакомство с критериями «чужой» литературы, их основанием и внутренней логикой невольно приближает к ней даже далекого от нее читателя, приобщает к ее ценностям. Роман Баны — непростое и непривычное чтение, и адекватно оценить его, почувствовать его своеобразие и художественные достоинства можно только в достаточно широком историческом и литературном контексте. Поэтому, прежде чем приступить к его всестороннему содержательному и стилистическому анализу, нам кажется полезным рассмотреть общие принципы древнеиндийской поэтики и механизмы их воплощения в санскритском романе в целом.

В древнеиндийской культуре художественные сочинения объединялись понятием «кавья» (kāvya), которое обычно переводится как «поэзия». Кавья противополагалась нехудожественным (сакральным, дидактическим, ученым, фольклорным и др.) видам словесности и прежде всего понятиям «шастра» (śāstra — «поучение»), которое включало в себя священные предания, а также научные тексты, и «итихаса» (itihāsa — «сказание»), к которому относились классический эпос и пураны. Санскритский теоретик поэзии Маммата (XI в.) в трактате «Кавьяпракаша» («Свет поэзии») указывает, что в шастрах, включая веды, господствует слово, обладающее силой авторитета, в итихасах — смысл, как бы он ни был высказан, а в кавье — и слово и смысл, но только искусно выраженные (КП, с. 9) [1] То же говорит другой знаменитый теоретик Абхинавагупта в комментарии к трактату «Натьяшастра» [АБх. I, с. 383]. . Именно искусство выражения признавалось основным признаком кавьи во времена расцвета санскритского романа. Позже наряду с ним и в тесной зависимости от него были добавлены признаки скрытого смысла (дхвани) и эстетической эмоции (раса), но поэтики VII—VIII веков Бхамахи, Дандина и Ваманы специфику поэзии в первую очередь видят в «украшенности» (аланкрити), украшенности риторическими фигурами или «украшениями»-аланкарами (alaṃkāra). Дандин пишет: «Ими (знатоками) указаны тело поэзии [2] Под «телом» поэзии санскритские поэтики понимали слово (шабда) и смысл (артха) в их единстве и определяли поэзию как «единство звучания и значения»; подробно см.: Гринцер П. А. Основные категории классической санскритской поэтики. М., 1987. С. 12—16. и украшения» [КД I.10], и далее «Качества, создающие красоту поэзии, называются украшениями» [КД II.1]. А Вамана в самом начале своего трактата утверждает: «Поэзия воспринимается благодаря украшенности… Украшенность — это прекрасное ‹в поэзии›» [КАС I.1.1, 2].

Если произведение обладает свойством «украшенности», безразлично, написано оно в стихах или в прозе, на санскрите или каком-либо другом языке. И Бхамаха, и Дандин, и Вамана указывают три вида кавьи: стихотворную (падья), прозаическую (гадья) и смешанную (мишра) [3] То есть в стихах и прозе одновременно; имеется в виду, в частности, драма (натья). , а также составленные на санскрите, пракритах и апабхранше [4] Пракриты — среднеиндийские языки, близкие санскриту. Апабхранша — по Дандину, язык абхиров и других племен (каст?) низкого социального статуса. По-видимому, во времена Дандина апабхраншей назывался разговорный, «испорченный» язык необразованных классов общества Gupta D. K. Society and culture in the time of Daṇḍin. Delhi, 1972. P. 373). Известный под именем апабхранши позднесреднеиндийский литературный язык в VII в. н. э. еще не вошел в обиход. , но при этом не видят принципиального различия между ними, и Вамана даже отказывается рассматривать отдельно жанры поэзии и прозы, поскольку жанровая специфика не кажется ему «сколько-нибудь существенной» [КАС I.3.22].