Андре Моруа - История Англии

6. Можно представить себе жизнь деревни во времена Тюдоров. В центре изящная постройка из серого камня, окруженная садом за кирпичной оградой. Это жилище сквайра, который является также мировым судьей. Церковь часто построена в его парке. Общинные поля еще существуют и дают много работы констеблю, потому что там множатся конфликты и кражи. На неделе все работают, потому что не работать — правонарушение. По воскресеньям люди должны упражняться в стрельбе из лука и учить этому своих детей, но это уже всего лишь докучливый пережиток. Поселяне предпочитают другие забавы, которые констеблю приходится запрещать. Так что они укрываются в пивных (ale houses) , где во внецерковные часы пьют и играют. Ходить по воскресеньям в церковь обязательно, и тех, кто пренебрегает богослужением, наказывают штрафом в пользу бедняков. Все поступки под надзором. Обозвать женщину колдуньей — серьезное правонарушение, поскольку для нее последствия могут быть ужасными. Нескольких старух заподозрили в том, что те сглазили животных и людей. К счастью, мировые судьи пожимают плечами и воздерживаются сжигать всех колдуний, которых к ним посылают.

7. Горизонт деревни очень узок. Ни один человек не осмеливается покидать приход без уважительной и законной причины. Странствующие актеры могут передвигаться, только имея разрешение, подписанное двумя мировыми судьями. Из-за чего к ним относятся как к бродягам, то есть секут и клеймят. Студенты университетов, пускаясь в дорогу, должны запастись подорожной грамотой, подписанной в их колледже. Житель деревни так занят полевыми работами и многочисленными общественными обязанностями, что у него нет времени думать о чем-нибудь другом. Однако теперь ему заметна роль центральной власти. Ведь это от имени короля с церковной кафедры или у креста на рынке провозглашают новые указы. Йомены отправляются в город на ежеквартальные сессии; мировые судьи получают поручения от самого короля; лорд-лейтенант, наместник графства, часто ездит в Лондон и знаком с министрами. В каждой деревне исподволь формируется живая ячейка большого организма, который станет государством.

1. Вместе со средневековым политическим строем при Тюдорах меняется и его интеллектуально-духовный аппарат. Нет ничего любопытнее, чем влияние на Англию итальянского Возрождения и немецкой Реформации. Уже определились национальные черты. Чувственность великих итальянцев, их страстная любовь к статуям и картинам, пробуждение интереса к языческой Античности, проповеди, где христианские добродетели защищаются исключительно цитатами из Сенеки и Горация, слишком человечные папы-гуманисты — все это поражает молодых англичан, которые с восхищением приезжают послушать Савонаролу или Марсилио Фичино. В Англии, как и в остальной Европе, Платон во времена Генриха VII побеждает Аристотеля; в XVI в. схоластические тонкости Средних веков вызывают такое презрение, что прозвище Дунса Скота — Тонкий Доктор (Doctor Subtilis), некогда синонима мудрости, порождает слово dunce — невежда. Но в английских университетах эрудиты пользуются своим знанием греческого не столько для подражания поэтам, сколько для толкования Евангелия. Италия для них — «объект восхищения и отвращения». На всем протяжении своей истории англичане, хоть и тянущиеся к средиземноморской цивилизации, распознают в этой тяге дьявольское искушение. Италия примет бунтарей и творцов, вдохновит Чосера, но шокирует среднего англичанина. «Итальянизированный англичанин — воплощенный дьявол», — гласит расхожее высказывание XVI в. Впрочем, этот средний англичанин далек как от итальянской чувственности, так и от немецкой свирепости. Грубый и прямолинейный гений Лютера страшит эрудитов Оксфорда и прельщает только молодых людей из Кембриджа или «бедных священников», лоллардов. Первым оксфордским реформаторам хотелось бы исправить ошибки Римской церкви, но они даже не помышляют о том, что христианин может ее покинуть. Некоторые из тех, кто будет распространять новую мудрость, такие как Томас Мор, позже умрут за католическую церковь.

2. Джон Колет, одновременно выдающийся латинист и богатый буржуа, лучше любого другого представляет это поколение. Он был сыном лорд-мэра Лондона сэра Генри Колета, который в день рукоположения своего сына даровал ему большие бенефиции. Джон Колет продолжил учебу в Оксфорде, читал Платона и Плотина и около 1493 г. совершил поездку по Франции и Италии. Там он лучше стал понимать писания Отцов Церкви, чью философию предпочитал схоластике, которую все еще преподавали в Оксфорде. Вернувшись в свой университет, этот молодой тридцатилетний человек начал читать курс лекций о Посланиях святого Павла, привлекший толпы восторженных студентов. Джон Колет толковал оригинальный текст Посланий к коринфянам и римлянам «так, словно разъяснял письма ныне живущего человека к его друзьям». Он говорил о характере апостола Павла, сравнивал описанное им римское общество с тем, которое показывают тексты Светония, прибегал к греческим текстам, современным святому. Можно вообразить себе удивление аудитории, не знавшей всех этих исторических аспектов религии и полагавшей по большей части, «что Новый Завет был написан на латинском языке Вульгаты». Молодой профессор сразу же обрел огромную известность. Священники приходили к нему за консультациями; он их ободрял, комментировал для них свои лекции. Наверняка церковное начальство не считало его опасным, поскольку он был назначен деканом собора Святого Павла. Когда умер его отец, оставив ему большое состояние, он потратил его на то, чтобы создать в Лондоне школу Святого Павла, где латинскую и греческую филологию изучали 153 молодых человека. (Почему 153? Это количество рыб в «Чуде о рыбной ловле» [18] Ин. 21: 11. ; студенты этого учебного заведения еще и сегодня носят брелок в виде серебряной рыбки.) Любопытный факт, который прекрасно характеризует человека и его время: Колет доверил распоряжаться завещанным имуществом не декану собора Святого Павла и его капитулу, не Оксфордскому университету, но почтенной компании лондонских галантерейщиков. Как и королевская администрация, церковная ученость любила опираться на английских купцов. Программа школы была тщательно составлена основателем. Там должны были преподавать не только средневековый тривиум : диалектику, грамматику и риторику, но также греческий, латынь и английский. «Неудивительно, — писал Колету его друг Томас Мор, — что ваша школа поднимает такие бури, поскольку она подобна деревянному коню, в котором вооруженные греки спрятались для разрушения варварской Трои». Странно было то, что строители этого деревянного коня падения Трои не желали.