Андре Моруа - История Англии

6. Так что Генрих, влюбленный в Анну Болейн, совсем молодую, кокетливую и очаровательную женщину, пожелал жениться на ней, чтобы получить законного наследника, а заодно стал искать средство избавиться от Екатерины Арагонской, своей первой жены. Гражданского развода тогда не существовало, а впрочем, он был и ни к чему набожному королю; ему надо было выпросить в Риме отмену своего брака. Казалось, что этого легко добиться, поскольку прежде в подобных делах, когда речь шла о монархах, папа проявлял безграничную снисходительность. Впрочем, на крайний случай существовал еще один пригодный повод для аннулирования, тот, из-за которого поначалу не соглашались на брак Генриха с Екатериной, ведь она была женой его брата. Правда, папская булла объявила их брак законным, но не может ли другая булла вернуть свободу тем, кого предыдущая булла соединила? И нельзя ли утверждать после нового расследования, что брак Екатерины и Артура отнюдь не был таким уж «белым»? Распространился слух, что у короля возникли сомнения насчет законности его брака и серьезные угрызения совести из-за того, что он все еще остается незаконно женатым. Уолси было поручено договориться с папским двором, но он сразу же встретил противодействие того, в ком религиозности не было ни на грош, — Карла V, который, будучи хозяином Рима, не позволял, чтобы жертвовали интересами его тетки Екатерины и его кузины Марии. Однако папа хотел удовлетворить Генриха и послал в Англию легатом кардинала Кампеджо, который должен был вместе с Уолси разобрать случай. Король уже посчитал, что проблема разрешена, но тут Екатерина, воззвав к Риму, добилась, чтобы папа отозвал это дело на рассмотрение собственного суда. На сей раз король был так раздражен, что положение Уолси стало опасным. Как и все амбициозные люди, кардинал имел врагов. На него пало обвинение в praemunire (а стало быть, в измене), потому что он, хоть и будучи англичанином, согласился стать папским легатом и разбирать в иностранных судах дела, находящиеся в ведении королевского правосудия. Абсурдное обвинение, поскольку сам король разрешил и даже приветствовал это назначение. Но кардинал не нашел защитников; ему пришлось лишиться всего своего имущества, и он избежал казни только благодаря болезни. Люди не перестают нас удивлять: после смерти этого амбициозного человека на его теле под одеждой обнаружили власяницу.

Письмо Генриха VIII к Анне Болейн, хранящееся в библиотеке Ватикана. Около 1527–1529

Письменный прибор, принадлежавший Генриху VIII. Около 1525

7. Сэр Томас Мор не без тревоги заменил Уолси на посту лорд-канцлера, но он был вторым из двух человек, которые тогда оказывали наибольшее влияние на ум короля; их выбрали потому, что они привносили в это дело о разводе немного надежды. А первым был Томас Кранмер, тот самый прелат, который однажды сказал королевскому секретарю Гардинеру: «Королю совершенно незачем продолжать дело в Риме, ему достаточно добиться от нескольких почтенных богословов заверений в недействительности своего первого брака, и тогда он сможет, без всякого зазрения совести и ничего не опасаясь, взять на себя моральную ответственность за то, что снова женится». Обрадованный король велел пригласить этого хитроумного человека к отцу Анны Болейн и начал, следуя его совету, консультироваться с университетами. Богословы, как и судьи, умеют подгонять тексты под обстоятельства. В случае с богословами Оксфорда и Кембриджа для желаемого результата хватило их немного «припугнуть и улестить»; Парижский университет был благосклонно настроен к Генриху, потому что ненавидел Карла V, а университеты севера Италии последовали за Сорбонной. Вскоре король смог представить парламенту мнения восьми ученых сообществ, единодушно утверждавших, что брак с вдовой покойного брата был недействителен и что сам папа не был правомочен допускать это исключение. Членов парламента попросили сообщить эти факты в своих избирательных округах и описать всем угрызения совести короля. А король и в самом деле чувствовал враждебность страны к его разводу. Когда он проходил по улицам, народ кричал ему, чтобы он не трогал Екатерину, а женщины еще более дерзко высказывались об Анне Болейн. Но время шло. Анна ждала ребенка; требовалось, чтобы это был желанный наследник и, следовательно, чтобы он родился в браке. Кранмер, человек покладистый и гибкий, был назначен архиепископом Кентерберийским и тайно обвенчал короля в январе 1533 г. На Пасху о бракосочетании было объявлено, Анна коронована, а Генрих отлучен от церкви. Это был разрыв с Римом.

1. Этот разрыв не был бы таким грубым, если бы Генрих VIII не слушал других советников, кроме Томаса Мора и Кранмера. Мор, человек высоких убеждений, согласился бы с благоразумной и умеренной реформой; Кранмер, слишком слабый, чтобы быть по-настоящему скверным, затеял бы переговоры и выгадывал время. Но Томас Кромвель был Нарциссом при этом Нероне, Яго при Отелло. Приземистый, квадратный, некрасивый, жесткий человек со свиной физиономией, полузакрытыми глазками и злобным ртом, он начинал жизнь в Патни (Putney) как торговец шерстью и суконщик; потом пребывание во Фландрии и Италии научило его крупной коммерции, новой политике и сделало пылким читателем итальянских политиков. По возвращении он стал одним из любимых слуг кардинала Уолси. Кромвель не был ни щепетилен, ни религиозен. Соперничающие теологии были ему также безразличны, но его покорило учение о государственной необходимости. Как только он встретил короля, он посоветовал ему последовать примеру немецких князей, которые порвали с Римом. В Англии больше не должно быть двух государей, двух судебных и двух налоговых систем. Раз папа отказывается подтвердить развод с Екатериной, надо не смиряться, а подчинить Церковь себе. Генрих VIII презирал Кромвеля; он никогда не звал его иначе как «чесальщиком шерсти» и грубо с ним обращался, однако он пользовался его ловкостью, угодливостью и силой. За несколько лет чесальщик шерсти стал главой Государственного архива (Master of the Rolls) , лордом-хранителем Малой печати (Lord Privy Seal) , генеральным викарием Церкви, лордом — великим камергером, рыцарем, бароном и графом Эссекским.

2. Ограбление Церкви было вполне легальным. Генрих VIII постарался соблюсти парламентские процедуры, а парламент Реформации, заседавший семь лет (1529–1536), одобрил все чрезвычайные меры, которые ему предложила корона. Сначала духовенство было извещено о том, что оно, как и Уолси, нарушило статут praemunire , согласившись признать этого кардинала в качестве легата. Во искупление сего преступления духовенство должно было заплатить штраф в 2 млн фунтов, предоставить королю титул защитника и верховного главы Церкви, отменить аннаты (annatæ), или «первые плоды» церковных бенефициев, которые до этого платились папе. Потом парламент принял последовательно статут «Об обращениях», который запрещал обращения к Риму, «Акт о супрематии», который делал короля «единственным и высшим главой Церкви в Англии», отдавал в его руки как духовную, так и светскую юрисдикцию и предоставлял ему право реформировать, исправлять ошибки и подавлять ереси, и, наконец, «Акт о наследовании», который отменял первый брак, лишал родившихся в нем детей всех прав на корону в пользу отпрысков Анны Болейн и обязывал всех подданных короля поклясться, что они верят в религиозную обоснованность развода. Можно, правда, задаться вопросом, как католический парламент мог принять эти законы, совершавшие раскол и где папа именовался всего лишь «епископом Римским». Надо думать, что особа и воля короля были необычайно почитаемы, что давно нарождавшийся английский национализм плохо уживался с иноземной юрисдикцией, что папство представало то союзником Испании, то Франции, что даже, помимо национального чувства, сильное антиклерикальное предубеждение требовало хоть и не уничтожения Церкви, но отмены церковных судов и конфискации монастырских богатств, наконец, что новые классы, которые становились живыми силами нации и не знали латыни, с изобретением книгопечатания научились читать, что белое духовенство стало столь же многочисленными, как и черное, и что многие из них хотели иметь молитвенник и Библию на английском языке, подобно тому как они заменили «Роман о Розе» «Кентерберийскими рассказами». Английская Реформация вовсе не была капризом короля, но религиозной формой островного и языкового национализма.