Чарльз Диккенс - Том 2. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы I — XXX)

— Но, дорогая моя…— начал мистер Напкинс.

— Молчи, несносный! Молчи! — сказала миссис Напкинс.

— Милая моя,— сказал мистер Напкинс,— ты не скрывала своей глубокой симпатии к капитану Фиц-Маршаллу. Ты постоянно приглашала его к нам, моя дорогая, и не упускала случая ввести его в другие дома.

— А что я тебе говорила, Генриетта? — тоном глубоко оскорбленной женщины воскликнула миссис Напкинс, взывая к дочери.— Не говорила ли я, что твой папа вывернется и во всем будет обвинять меня? Не говорила я?

При этом миссис Напкинс расплакалась.

— О папа! — с упреком воскликнула мисс Напкинс. И тоже расплакалась.

— Это уж слишком — укорять меня , будто я виновата во всем, когда он сам поставил нас в такое позорное и смешное положение! — возопила миссис Напкинс.

— Как мы теперь покажемся в обществе! — сказала мисс Напкинс.

— Как мы встретимся с Поркенхемами! — воскликнула миссис Напкинс.

— Или с Григгами! — воскликнула мисс Напкинс.

— Или со Сламминтаукенами! — воскликнула миссис Напкинс.— Но какое до этого дело твоему папе! Ему что!

При этой ужасной мысли миссис Напкинс в отчаянии зарыдала, и мисс Напкинс последовала ее примеру.

Слезы миссис Напкинс продолжали струиться с большой стремительностью, пока она выгадывала время, чтобы обдумать создавшееся положение, и пока не решила мысленно, что наилучшим выходом будет предложить мистеру Пиквику и его друзьям остаться у них до прибытия капитана и таким образом предоставить мистеру Пиквику случай, которого он искал. Если выяснится, что он сказал правду, капитану можно будет отказать от дома, не разглашая этой истории, а Поркенхемам объяснить его исчезновение, сказав, что благодаря влиянию его семьи при дворе он назначен на пост генерал-губернатора в Сьерра-Леоне, или Соугер Пойнт, или еще в какое-нибудь из тех мест с целебным климатом, которые так очаровывают европейцев, что им редко удается, раз попав туда, вернуться на родину.

Когда миссис Напкинс осушила свои слезы, то и мисс Напкинс осушила свои, и мистер Напкинс был очень рад уладить дело так, как предлагала миссис Напкинс. Таким образом, мистер Пиквик и его друзья, смывшие все следы недавнего столкновения, были приглашены к обеим леди и вскоре после этого — к обеду; а мистер Уэллер, которого судья со свойственной ему проницательностью признал по истечении получаса одним из чудеснейших малых, был препоручен заботам и попечению мистера Мазля, который уделил ему особое внимание и с превеликим удовольствием повел его вниз.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — осведомился мистер Мазль, провожая мистера Уэллера в кухню.

— Никакой особой перемены не произошло в моем организме с тех пор, как вы торчали за креслом вашего командира в кабинете,— ответил Сэм.

— Вы простите, что я в то время не обратил на вас должного внимания,— сказал мистер Мазль.— Нас хозяин тогда еще не познакомил. Ах, как вы ему понравились, мистер Уэллер, уверяю вас!

— Да что вы! — отозвался Сэм.— Это в высшей степени любезно с его стороны.

— Не правда ли? — подхватил мистер Мазль.

— Такой шутник…— продолжал Сэм.

— И такой мастер говорить,— сказал мистер Мазль.— Как мысли-то у него текут!

— Удивительно! — ответил Сэм.— Они так и брызжут и стукаются головами так, что как будто оглушают друг друга. Трудно даже догадаться, куда он клонит!

— Да, это великое достоинство его слога,— заметил мистер Мазль.— Осторожно на этой последней ступеньке, мистер Уэллер! Не хотите ли вымыть руки, сэр, прежде чем мы явимся к леди? Вот, сэр, ушат с водой, а за дверью полотенце для общего употребления.

— Пожалуй, пополоскаться следует,— ответил мистер Уэллер, намыливая полотенце желтым мылом и растирая лицо, пока оно не заблестело.— Сколько у вас леди?

— У нас на кухне только две,— сообщил мистер Мазль,— кухарка и горничная. Для черной работы мы держим мальчишку и, кроме того, одну девицу, но они обедают в прачечной.

— О, они обедают в прачечной? — переспросил мистер Уэллер.

— Да,— ответил мистер Мазль.— Когда они поступили, мы пустили их за свой стол, но не могли выдержать. У судомойки ужасно грубые манеры, а мальчишка так сопит, когда ест, что невозможно сидеть с ним за одним столом.

— Молодой бегемот! — заметил мистер Уэллер.

— Ох, какой ужас! — подхватил мистер Мазль.— Это самая плохая сторона службы в провинции, мистер Уэллер, молодые люди — такие дикари. Сюда пожалуйте, сэр, сюда!

Опередив с величайшей вежливостью мистера Уэллера, Мазль ввел его в кухню.

— Мэри,— сказал мистер Мазль хорошенькой служанке,— это мистер Уэллер, джентльмен, которого прислал сюда хозяин и велел принять его получше.

— А ваш хозяин понимает дело и послал меня как раз в надлежащее место,— заметил мистер Уэллер, взглянув с восхищением на Мэри.— Будь я хозяином этого дома, я тоже считал бы, что получше — значит поближе к Мэри.

— Ах, мистер Уэллер! — зардевшись, сказала Мэри.

— Вот как! — воскликнула кухарка.

— Ах, боже мой, кухарка, я и, забыл! — сказал мистер Мазль.— Мистер Уэллер, разрешите вас представить.

— Как поживаете, сударыня? — произнес мистер Уэллер.— Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету.

Когда церемония представления была закончена, кухарка и Мэри удалились в людскую, чтобы там минут десять похихикать; потом вернулись, смеясь и краснея, и сели обедать.

Непринужденность мистера Уэллера и его красноречие возымели столь непреодолимое действие на его новых друзей, что задолго до конца обеда они уже сошлись на короткую ногу и узнали со всеми подробностями о вероломстве Джоба Троттера.

— Я всегда не выносила этого Джоба,— сказала Мэри.

— Иначе и быть не могло, моя милая,— отозвался Сэм.

— Почему? — осведомилась Мэри.

— Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью,— ответил мистер Уэллер.— Не правда ли, мистер Мазль?

— Никоим образом,— отозвался этот джентльмен.

По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.

— У меня нет стакана,— сказала Мэри.

— Пейте из моего, моя прелесть,— предложил мистер Уэллер.— Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.

— Как вам не стыдно, мистер Уэллер! — сказала Мэри.

— Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?

— Стыдно так говорить.

— Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? — обратился мистер Уэллер к кухарке.

— Не спрашивайте меня, бесстыдник,— ответила кухарка в превеликом восхищении.