Чарльз Диккенс - Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII)

Когда мистер Пиквик, осторожно подготовив Арабеллу и многократно заверив ее, что нет оснований впадать в уныние, сообщил ей, наконец, о своем неудачном визите в Бирмингем, Арабелла залилась слезами и, громко всхлипывая, стала жалобно сетовать на то, что она послужила причиной размолвки между отцом и сыном.

— Дорогая моя, вы совсем не виноваты,— ласково сказал ей мистер Пиквик.— Разве можно было предвидеть, что старому джентльмену покажется столь нежелательным брак его сына? Я уверен,— добавил мистер Пиквик, взглянув на ее хорошенькое личико,— что он понятия не имеет о том, какого удовольствия лишает себя.

— Ах, милый мистер Пиквик! — воскликнула Арабелла.— Что нам делать, если он не перестанет на нас сердиться?

— Ждать терпеливо, моя дорогая, пока он одумается,— весело отвечал мистер Пиквик.

— Но, милый мистер Пиквик, что будет делать Натэниел, если он лишится поддержки отца? — спросила Арабелла.

— В таком случае, милочка,— отозвался мистер Пиквик,— я смело предсказываю, что он найдет друга, который охотно окажет ему поддержку на жизненном пути.

Намек мистера Пиквика был настолько прозрачен, что Арабелла не могла не понять его. Обняв его за шею и нежно поцеловав, она зарыдала еще громче.

— Полно, полно,— сказал мистер Пиквик, беря ее за руку.— Подождем еще несколько дней, может быть он напишет или как-нибудь откликнется на сообщение вашего мужа. Если же он ничего не ответит, я уже придумал с полдюжины планов, и любой из них вас утешит. Не плачьте, моя дорогая!

С этими словами мистер Пиквик нежно пожал руку Арабелле, и попросил ее осушить слезы и не огорчать мужа. Арабелла — самое кроткое создание в мире — спрятала носовой платок в ридикюль, и к приходу мистера Уинкля она уже улыбалась и сверкала глазками, как в тот день, когда впервые его пленила.

«Печальное положение создается для этих молодых людей,— размышлял мистер Пиквик, одеваясь на следующее утро.— Пойду-ка я к Перкеру и попрошу его совета».

Мистер Пиквик стремился в Грейз-Инн-сквер еще и потому, что хотел покончить денежные расчеты с добродушным маленьким поверенным. Позавтракав на скорую руку, он так быстро привел свое намерение в исполнение, что не было еще десяти часов, когда он очутился у Грейз-Инна.

Когда он поднялся на площадку лестницы перед конторой Перкера, оставалось еще десять минут до прихода клерков, и мистер Пиквик коротал время, глядя в окно.

В это ясное октябрьское утро даже грязные старые дома как будто повеселели: пыльные окна, казалось, сверкали, когда на них падали солнечные лучи. Клерки один за другим стекались к подъездам и, взглянув на большие часы, ускоряли или замедляли шаг в зависимости от того, в котором часу открывались конторы. Те, чья контора открывалась в половине десятого, пускались вдруг чуть ли не рысью, а джентльмены, которым надлежало прийти к десяти, начинали шагать с аристократической медлительностью. Пробило десять, клерки развили небывалую скорость, и каждый из них, обливаясь потом, мчался быстрее, чем его предшественник. Со всех сторон доносился стук открывавшихся и захлопывавшихся дверей; словно по волшебству, во всех окнах появились головы; привратники заняли свои посты; прачки в стоптанных туфлях выбегали из контор; почтальон шнырял из дома в дом, и весь юридический улей загудел.

— Раненько к нам пожаловали, мистер Пиквик,— раздался голос за его спиной.

— А, мистер Лаутен! — отозвался сей джентльмен, оглянувшись и узнав старого знакомого.

— Довольно-таки жарко,— сказал Лаутен, вынимая из кармана брамовский ключ с затычкой, чтобы в него не забивалась пыль.

— Вы как будто разгорячились,— заметил мистер Пиквик, улыбаясь клерку, который был красен как рак.

— Я шел довольно быстро,— сообщил Лаутен.— Была половина десятого, когда я проходил по Полигону. Да это неважно, раз я пришел раньше его.

Утешившись таким соображением, мистер Лаутен извлек затычку из ключа, отпер дверь, снова вставил затычку и, спрятав брамовский ключ в карман, вынул из ящика письма, оставленные почтальоном. Затем он пригласил мистера Пиквика в контору. Здесь он в одно мгновение снял сюртук, надел поношенную куртку, которую достал из конторки, повесил шляпу, вытащил несколько листков толстой шероховатой бумаги, переложенных листами пропускной, и, заложил за ухо перо, с довольным видом потер руки.

— Ну-с, мистер Пиквик,— сказал он,— теперь у меня все в порядке. Рабочий костюм надет, бумага на столе… он может явиться хоть сейчас. Нет ли у вас понюшки табачку?

— Нет,— отвечал мистер Пиквик.

— Очень жаль,— заявил Лаутен,— а впрочем, не беда. Я мигом сбегаю и добуду бутылку содовой воды. Мистер Пиквик, вы ничего странного не замечаете в моих глазах?

Джентльмен, к коему был обращен этот вопрос, посмотрел в глаза мистеру Лаутену и сообщил, что не замечает в них ничего странного.

— Очень рад,— сказал Лаутен.— Вчера вечером мы здорово выпили в «Пне», и сегодня мне не по себе. Кстати, Перкер уже занялся вашим делом.

— Каким делом? — осведомился мистер Пиквик.— Судебными издержками миссис Бардл?

— Нет, не то,— отвечал Лаутен,— я говорю о том клиенте, чьи обязательства, по вашему поручению, мы выкупили по десяти шиллингов за фунт, чтобы освободить его из Флита и отправить в Демерару [64].

— А! Вы говорите о мистере Джингле! — воскликнул мистер Пиквик.— Ну, так как же?

— Все улажено,— сказал Лаутен, начиная чинить перо.— Ливерпульский агент сообщил, что вы оказали ему много услуг, пока не удалились от дел, и теперь он охотно берет его по вашей рекомендации.

— Отлично,— сказал мистер Пиквик.— Очень рад это слышать.

— А знаете ли,— продолжал Лаутен, поскабливая перо и готовясь сделать новый разрез,— тот, другой — совсем придурковатый парень!

— Какой другой?

— Да его слуга, приятель или как он там ему приходится. Да вы его знаете — Троттер.

— Вот как! — с улыбкой сказал мистер Пиквик.— А я всегда был как раз противоположного мнения о нем.

— Признаться, и я так же судил по первому впечатлению,— отозвался Лаутен.— Это доказывает, как легко обмануться. Как вам понравится — ведь он тоже едет в Демерару!

— Как! Он отказывается от того, что ему было здесь предложено? — удивился мистер Пиквик.

— Когда Перкер предложил ему восемнадцать шиллингов в неделю и посулил прибавку, если он будет хорошо себя вести, он и слушать не стал,— сообщил Лаутен.— Заявил, что хочет отправиться с тем, другим. Вдвоем они убедили Перкера написать второе письмо, и теперь ему подыскали место там же, где будет его приятель. Перкер говорит, что даже каторжник в Новом Южном Уэльсе может рассчитывать на лучшее место, если предстанет перед судом в новом платье.