Алексис Киви - Семеро братьев

Ю х а н и. Сердце мое исстрадалось!

С и м е о н и. Страдания на земле — манна на небесах.

Ю х а н и. Наплевать мне на манну небесную, раз я остался без бабкиной Венлы! Ох, братья мои и род мой великий! Если б вы только знали, что со мной творится! Ведь целых десять лет я, как дурак, думал об этой девке, а тут вдруг вся надежда пропала, разлетелась, как пепел по ветру.

Т и м о. Да, отказали нам утречком.

Ю х а н и. Каждому из нас!

Т и м о. Никого не пощадили, даже самого меньшо́го. Всем отказ.

Ю х а н и. Всем, всем! Но так-то оно, пожалуй, и лучше. Не дай бог, чтоб она досталась кому-нибудь из нас. Эх, дьявол побери, и задал бы я трепку этому счастливчику!

Т у о м а с. У нас не было никакой надежды. Ведь как ухмыльнулась девка, когда Аапо объявил о деле.

Ю х а н и. Выпороть бы ее, чертовку! Смеяться над нами! Погоди же, бестия! Аапо тут ни при чем, он из кожи лез вон, но хоть бы он пел, как херувим, все равно не помогло бы.

Т и м о. Вот если бы мы явились к девке в сюртуках из черного сукна, да чтоб жилетный карман оттопыривали часы, будто ядреная репа, да ключик позвякивал на цепочке, да еще в зубах торчала бы посеребренная трубка, тогда уж, — пес ее возьми! — из нашей затеи вышел бы толк.

Ю х а н и. Что баба, что сорока — обе охочи до блестящих безделушек. Но что это Аапо молчит, точно замерзшее озеро?

А а п о. В бурю, братец, сколько ни кричи, нет ответа. Или гнев твой уже начинает отходить?

Ю х а н и. Ах, в сердце у меня бушует кровавая буря! И она не скоро уляжется. Но все-таки скажи хоть слово.

А а п о. Даже два. Так слушай. Возьми свое сердце в ладошку и тихонько шепни ему: «Венла не пожелала тебя, стало быть, ты не мил ей, и обижаться тут нечего. Человек не волен в своей любви — ее огонь слетает к нам с небес. Нищенке приглянется король, принцесса может влюбиться в свинопаса. Так гуляет по белу свету дух любви, и тебе не дано знать, откуда она нагрянет».

Т и м о. «Любовь дышит, где хочет {20} 20 «Любовь дышит, где хочет…» — Герой искажает библейский текст: «Дух дышит, где хочет…» , и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Так говаривала частенько одна бедная старушка. Но мне сдается, что она говорила о божьей любви.

А а п о. И скажи, Юхани, своему сердцу еще вот что: «Не шали!» Венла правильно сделала, отказав тебе. Ведь о браке без любви нечего и думать, все равно не пойдет впрок, весь век свой будешь маяться. А это, к сожалению, теперь частенько случается. Да, братья, пусть же Венла сама выбирает себе суженого, да и мы поступим так же.

Т и м о. Пусть хоть все черти завоют, но девку, сотворенную из моего ребра, я все равно заполучу. А еще вот что скажу: у молодца сердце всегда сидит слева, а у баб справа.

Ю х а н и. Но мое сердце не сидит, а прыгает и беснуется, как сам черт. Ну и мерзавка, цыганское отродье! И за что она только отвергла меня, ведь я из приличного хозяйства, да притом еще старший сын.

А а п о. Тут нечему удивляться. Хозяйство наше того и гляди прахом пойдет, а девка надеется, хотя и зря, по-моему, стать хозяйкой в доме получше. Я слышал, к ней Юхани Сорвари примазывается, пройдоха этакий.

Ю х а н и. Этот остроносый Юсси! Да попадись он мне в руки, я б ему пересчитал ребра! Соблазнять девку, чтоб навеки опозорить ее!

А а п о. Да, да, белый свет коварен. Ведь Венла — девка пригожая, а Юсси — мастак на всякие козни, и хозяйство у него крепкое, есть на что позариться. А Юкола наша — жалкое воронье гнездо, и сами мы, семеро наследников, еще более жалки в глазах людей. Они не забыли, какими лодырями и забияками мы были смолоду, и вряд ли ждут от нас чего-либо путного. Пожалуй, даже десять лет честной и порядочной жизни не вернут нам доброго имени. Если к молодцу пристала дурная слава, от нее нелегко отделаться. Но лучше нам все-таки выбираться из этого омута, чем навеки погрязнуть в ничтожестве. А посему, братья мои, будем исправляться, во что бы то ни стало исправляться!

Ю х а н и. Да ведь мы как раз вступаем на этот благой путь. Но это несчастное сватовство так полоснуло меня по сердцу, что оно теперь не одну неделю будет болеть. Ведь в нем кровавая рана.

А а п о. Рана, рана, поистине рана. Но время ее скоро залечит, и все забудется. А что это за шум на дороге?

Т и м о. Знать, парни из Тоуколы веселятся.

А а п о. Ишь, шельмы, как лихо гуляют в шабашный понедельник {21} 21 …гуляют в шабашный понедельник. — Осенью, по окончании полевых работ, крестьяне обычно отдыхали не только в воскресенье, но и в понедельник. .

Т и м о. И очень хотят, чтоб и мы к ним пристали.

Ю х а н и. Приближается искушение!

Т и м о. Эх, и весело им!

Ю х а н и. А нам? Что у нас впереди? Тысяча дьяволов! Ведь нас, несчастных, без конца будут драть за волосы.

Э р о. Какая разница — долбить ли азбуку в прихожей кантора или с песнями справлять праздник в веселой компании?

Ю х а н и. Разница больно велика, так велика, как меж небом и адом. Так на какую же стезю мы вступим, братцы?

Э р о. Лучше уж на небесную.

А а п о. К свету, братья, к свету! К кладезю житейской мудрости! Окунемся-ка в науку да наберемся ума-разума.

Т у о м а с. К кантору, к кантору!

Ю х а н и. Ну что ж, поковыляли.

Э р о. А вы послушайте, какие коленца Аапели Киссала выводит на своем кларнете!

Ю х а н и. До чего ж хорошо!

Т и м о. Все одно, как труба архангела.

Юхани, Когда небесное воинство выходит на ученье на райские луга — только пыль стоит столбом. До чего же хорошо!

Т и м о. Они, верно, очень хотят, чтоб мы к ним пристали.

Ю х а н и. Не иначе. Искушение приближается, братцы, великое искушение.

Пока братья вели такой разговор, ватага парней из Тоуколы подходила все ближе, но вовсе не с такими добрыми намерениями, как того ожидали братья Юкола. Парни были навеселе, и им захотелось немного подразнить братьев. И они спели, им песенку, которую только что сложили, назвав ее «Сила семерых мужчин». Аапели Киссала наигрывал на кларнете, а остальные, подойдя вплотную к великовозрастным школярам, дружно затянули: