Алексис Киви - Семеро братьев

Братья наслаждались последней услугой, которую еще могла оказать им изба, и жадно грелись у огня. Страшен был этот костер. Пламя без удержу рвалось кверху, ярко освещая окрестности; мохнатые ели на вершине горы весело улыбались, словно освещенные заревом восхода. От груды смолистых пней валил черный, как деготь, дым и, клубясь, поднимался ввысь. А на поляне и вокруг нее было светло, средь зимней ночи здесь царил розовый день; и птицы, дивясь необыкновенному зрелищу, глядели с запорошенных снегом ветвей, как крепко срубленная изба Импиваары превращалась в угли и пепел. Почесывая от злости и горя затылки, братья стояли спиной к пожару и поочередно протягивали к жаркому огню ступни своих ног. Но вскоре славный костер стал мало-помалу гаснуть; наконец все рухнуло наземь грудой головешек, и тысячи сверкающих искр рассыпались в ночной тьме. И тут братья с ужасом заметили, что небо начало проясняться и южный ветер уступил место северному. Оттепель сменилась морозом.

А а п о. Из огня-то мы спаслись, да прямо в лапы морозу. Поглядите, как проясняется небо и какой студеный ветер подул с севера. Ох, велика опасность, братья!

Ю х а н и. Проклятье и смерть! А кто во всем виноват?

Т у о м а с. Кто! И ты еще спрашиваешь, жалкий червяк? Взять бы и посадить тебя сейчас на горящие угли!

Ю х а н и. Уж какому-то Туомасу этого вовек не сделать! Будь проклят тот, кто свалил на наши головы эту дьявольскую ночь!

Т у о м а с. Сам себя проклинаешь.

Ю х а н и. Будь проклят он, а именно — Туомас Юкола.

Т у о м а с. Ну-ка, повтори еще раз.

Ю х а н и. Всему виной Туомас, сын Юхани, Юкола!

А а п о. Туомас!

С и м е о н и. Юхани!

Л а у р и. Да тише вы!

Т и м о. Нет уж, теперь вы не сцепитесь, ни за что не сцепитесь, канальи! Да, да, будьте смиренны и грейтесь по-братски.

С и м е о н и. Антихристы!

А а п о. Теперь не время буянить да спорить, когда нам смерть угрожает.

Т у о м а с. Но кто же виновник, кто виновник?

Ю х а н и. Я не виноват.

Т у о м а с. Не виноват! О силы небесные! Да я тебя сейчас живьем съем!

А а п о. Перестаньте, перестаньте!

С и м е о н и. Ради бога, перестаньте!

А а п о. Виноват не виноват — теперь нам не до этого. Спасти нас могут только собственные ноги. Изба сгорела дотла, и сами мы стоим на снегу чуть ли не нагишом. Какой толк от этакой рубашонки? Хорошо, хоть ружья с припасами уцелели. Оружие-то нам теперь в самый раз — от Тэримяки доносится волчий вой.

Т у о м а с. Так что же нам делать?

А а п о. Ничего больше не придумать — только бежать в Юколу, чтоб не умереть страшной смертью! Двое пускай едут верхом на Валко, а остальные побегут за ними. Так мы и сделаем: по очереди будем бежать, по очереди ехать верхом. С лошадкой хоть не всю дорогу месить сугробы, и, глядишь, с божьей помощью, еще спасемся.

Ю х а н и. Ноги у нас будут вроде пареной репы, пока до Юколы доберемся и у огня отогреемся.

С и м е о н и. Но больше надеяться не на что. А раз так — поспешим! Ветер крепчает, небо проясняется! Поспешим!

Э р о. Эх, пришла смерть наша!

Ю х а н и. Вот они, семеро сыночков Юколы!

С и м е о н и. Беда-то и впрямь велика, но господь всемогущ. Поспешим!

Т у о м а с. Забирай из амбара ружья и кошели!

Ю х а н и. Страшная ночь! Тут нам грозит трескучий мороз, а там — голодные волки.

Т и м о. И сами мы в беде, и Валко тоже.

Ю х а н и. Нам-то хуже. Я слыхал, голый человек зимой — самый лакомый кусочек для волков.

Т и м о. А я слышал, что человек и свинья одинаковы на вкус; а кто не знает, как волки зимой охочи до свининки? Да, угораздило нас, ничего не скажешь.

Ю х а н и. Так что же делать?

А а п о. В Юколу, как стрелы из колдовского лука, пока мороз еще не разгулялся и не застудил кровь в наших жилах! В Юколу через волчью гору Тэримяки! От волков-то у нас есть ружья, а с седобородым морозом нам никак не сладить.

Т у о м а с. Вот ружья и кошели. Ружья на плечо, кошели за спину, двое пусть сядут верхом, а мы во всю прыть побежим следом. Да не мешкайте, ради наших собственных душ, не мешкайте!

Ю х а н и. Смотрите, как небо проясняется и звезды мерцают! Ну, помчались, ребята!

А а п о. Завтра заберем отсюда все, что уцелело от огня. Завтра возьмем также кота и петуха, одну ночь они просидят у пепелища. Килли и Кийски пускай идут с нами, как верные друзья. Но где они?

Т у о м а с. Что-то не видно. Тише! Ну-ка, прислушайтесь!

Э р о. Э-э, они уже далеко. Лай раздается там, за горой.

Т у о м а с. Они гонят рысь. Видать, она пробежала мимо избы и собаки напали на след. Но пускай себе гонятся, коль хотят, нам теперь не до них, надо торопиться в нелегкий путь.

Ю х а н и. Да будет так! Жизнь и смерть схватились сейчас, будто два медведя.

А а п о. Теперь уж сил не жалейте.

Ю х а н и. Сил души и плоти!

Т у о м а с. И не забывайте, что нас подстерегает жалкая смерть.

Ю х а н и. С двух сторон грозит нам черная смерть. Эх-хе-хе! Или околеем в стужу, иль кишки наружу, если не доберемся до огня и мягкой соломки. Что-нибудь из трех должно случиться — через часок-другой. Но воздыханиями горю не поможешь, нет, не поможешь. Вот стисну зубы — и ледяные горы сокрушу, будь они хоть того толще!

С и м е о н и. Попытаемся во имя божье и с его помощью.

Ю х а н и. Вот, вот, с его помощью. Что ж тут может сделать своими силами простой смертный? Да хранит нас господь!

Э р о. Ну, быстрей в путь, без всякой задержки!

Ю х а н и. И без всякого страха! Идем!

Т у о м а с. Стало быть, все готовы. Садитесь-ка на лошадь, Эро и Симеони, и скачите прямо в Юколу, но не слишком быстро, чтобы нам, босым, не отстать от вас.

И они тронулись в путь, голые, в одних посконных рубахах, с кошелями за спиной, с ружьями в руках или на плече. Спасаясь от мороза, напавшего на них со студеных болот холодного севера, они ушли в зимнюю ночь. Но мороз смилостивился над ними, погода снова смягчилась. Правда, временами край неба прояснялся, но потом опять затягивался тучами, и ветер с севера дул не слишком свирепо. К тому же братьям не впервые было встречаться со стужей, не один трескучий мороз закалил их кожу; бывало, еще озорными ребятишками они часами месили босыми ногами сугробы. Но все-таки их пугал, сильно пугал этот путь от Импиваары в Юколу, и они бежали с замирающим сердцем. Впереди, верхом на Валко, скакали Эро и Симеони, а остальные мчались за ними, так что снег клубился. А возле пышущей жаром каменки на поляне Импиваары сидели кот и петух и уныло посматривали на тлеющие угли.

Братья неслись к деревне и, оставив позади болото Сомпиосуо, подходили уже к Тэримяки, откуда все еще доносился жуткий вой волков. В ельнике, между болотом и лугом, всадники сменились: Эро с Симеони слезли с лошади, а на место их сели двое других. Ни минуты не мешкая, они снова пустились в путь и, миновав песчаный склон и дорогу в Виэртолу, понеслись по шумевшему сосновому бору. Наконец они были у скалистой горы Тэримяки; многоголосый волчий вой внезапно стих. Скоро братья стояли уже на вершине горы и дали лошади передохнуть. Здесь всадники опять соскочили с Валко, уступив место следующей паре. Задувал ветер, на миг небосвод опять прояснился, Большая Медведица показывала уже за полночь.