Алексис Киви - Семеро братьев

Прошло много дней и ночей, а Симеони все не появлялся. Братья опять стали строить всевозможные догадки, однако на душе у них было неспокойно, особенно когда Эро наконец рассказал об истинном состоянии Симеони. Через два-три дня злость Эро немного улеглась, и он ворчливо поведал братьям о том, что было с Симеони на обратном пути из города. Он что-то частенько толковал о маленьких, всего с дюйм ростом, существах, которые, как он говорил, тысячами роились вокруг него. Эро рассказывал об этом с видом угрюмым и недовольным, однако его рассказ изменил отношение братьев к Симеони.

В сильном огорчении Юхани отправился на розыски пропавшего брата и долго ходил по лесу, окликая Симеони. У подножия холма он встретил Матти Трута. Тот искал березовые наросты и успел наложить их уже и за пазуху и в подол рубахи. Матти рассказал, что минувшей ночью он слышал далеко в лесу жалобные крики и стоны, и голос, по его мнению, очень походил на голос Симеони. Больно кольнула эта весть сердце Юхани, и он поспешил домой, горько оплакивая несчастную участь своего брата. Братья условились прочесать все леса вокруг; тот, кто найдет беглеца, должен привести его домой, потом взобраться на вершину Импиваары и протрубить в берестяной рожок, чтобы оповестить остальных братьев. Эро принес из кустарника свой длинный, в два локтя, рожок и опустил его на ночь в канаву с водой, потому что он был сделан еще весной и успел сильно рассохнуться.

Ранним утром братья пустились в путь. Изба Импиваары была как бы точкой, от которой во все стороны, словно спицы в колесе, разошлись теперь шестеро братьев. И скоро все кругом наполнилось невероятным шумом. Крик заглушался криком, эхо гонялось за эхом по бескрайним лесам. Шум удалялся все дальше и дальше. Если бы встать на вершину Импиваары, прислушаться к крикам братьев и провести линию от одного к другому, то получился бы круг. И этот круг все рос.

Так брели братья, каждый в своем направлении, ища повсюду. Погода была ясная и тихая, ласково светило сентябрьское солнце. Юхани, надрываясь от крика, взбирался на холмы и снова спускался вниз. Однако его напряженному слуху все еще не удавалось уловить желанный отклик, хотя время шло уже к полдню. Но Юхани не уставал кричать, и его голос гудел, как медная труба. И в конце концов он услышал слабый, хриплый ответ. Было похоже, что он раздался из расщелины скалы, из-за высокой ели. Юхани поспешил туда и наконец таки нашел потерявшегося брата, нашел в жалком состоянии. Бледный, как призрак, со скрещенными на груди руками, с остановившимся взглядом и всклокоченной головой, Симеони сидел у подножия густой ели. Он сидел, медленно раскачиваясь всем телом, и тихо, дрожащим голосом напевал какой-то псалом. Юхани начал было расспрашивать, что с ним такое, но, получая странные, путаные ответы, поспешил со своей драгоценной находкой к дому. И когда он наконец притащил Симеони домой, то крепко запер его в избе и, захватив с собой рожок, поднялся на гору. Безмятежной сияющей далью простирался у его ног лесистый край; на западе заходило солнце и золотило своими лучами старые, бородатые ели на вершине горы. Юхани поднес к губам рожок, но у него что-то не ладилось: из пасти рожка послышалось только глухое шипение. Он подул еще раз, но звонкого звука все не получалось. Тогда он набрал полную грудь воздуха и попробовал третий раз. Щеки его страшно надулись, но зато рожок затрубил громко и торжественно. Далеко покатилось звонкое эхо, и вскоре со всех сторон — с востока и запада, с севера и юга — раздались веселые отклики, медленно замиравшие в сумраке далеких лесов. Прошло немного времени, и братья один за другим начали возвращаться домой. Наконец они все стояли в избе вокруг Симеони и с жалостью рассматривали его. А Симеони сидел на лавке, словно филин на крыше сарая, и молча глядел на них.

Ю х а н и. Симеони, братец наш!

Т у о м а с. Как твое здоровье?

Т и м о. Узнаешь ли ты меня? Ни слова в ответ. Ну, узнаешь ли ты меня?

С и м е о н и. Узнаю.

Т и м о. Так кто я?

С и м е о н и. Хе, Тимо Юкола. Чего тебя не узнать!

Т и м о. Верно! Я Тимо, твой брат родной. Беда еще не так велика, ребята!

С и м е о н и. Великие страхи только подходят. Знайте: будет светопреставление.

А а п о. Отчего ты пророчишь такое?

С и м е о н и. Он мне сказал.

Ю х а н и. Кто?

С и м е о н и. Он, он, мой попутчик.

Э р о. Это я-то?

С и м е о н и. Не ты, а лукавый, то страшилище, которое водило меня. Ох, братья! Я вам такое расскажу, от чего у вас волосы встанут дыбом, как щетина у злого борова. Но дайте мне прежде выпить для подкрепления сердца. И пусть это будет мой последний глоток.

Ю х а н и. Выпей, выпей, раб божий. Держи, дорогой мой брат.

С и м е о н и. Большое спасибо. А теперь я попробую рассказать вам все, что видел и слышал, и пусть это послужит всем нам уроком. Слушайте же: я видел его.

Ю х а н и. Кого же ты видел?

С и м е о н и. Самого главного мастера, самого Люцифера!

А а п о. Да это тебе во сне приснилось или с пьяных глаз померещилось. Ведь выпил-то ты лишку.

С и м е о н и. Но я его, ей-ей, видел.

Т и м о. И каков он из себя?

С и м е о н и. С виду — дурак-дураком, а сзади болтается лисий хвост.

Т и м о. А велик ли он?

С и м е о н и. Ростом примерно с меня, но он же мог оборотиться в кого ему вздумается. Когда он появился, — я сидел в кустах, — он налетел на меня шумным ветром. «Кто там?» — закричал я. «Друг», — ответил он, взял меня за руку и велел идти за собой. Я пошел, потому что противиться не посмел и счел за лучшее исполнить его волю. Мы шли долго по тернистому и каменистому пути, и он то и дело менял свое обличье. То скакал впереди меня крохотным мяукающим котенком и глупо поглядывал на меня; а то вырастет вдруг в страшного великана, головой до самых небес, и кричит мне оттуда: «Видишь мою голову?» Я стараюсь не разгневать его обидным словом, дивлюсь его росту и говорю, что даже ног его не могу различить. Тогда он весело хохочет и внимательно смотрит на меня. Много разных штучек он еще выкинул и наконец потащил меня на высокую гору. Потом нагнулся и говорит: «Садись мне на спину». Я порядком испугался, но ослушаться не посмел и живо вскарабкался ему на хребет. Все же решился спросить: «Куда же мы теперь?», а он отвечает: «Полетим вверх». И тут он начал пыхтеть, потеть и извиваться всем телом, а я, бедняга, болтаюсь у него на спине, будто та мартышка на спине у собаки на базаре в Хяменлинне. И вдруг у него из плеч вылезли два пестрых крыла; он взмахнул ими раз-другой, и мы взлетели ввысь, прямо к луне, а она сверкала над нами, как дно медного котла. Так взлетели мы, и где-то в бездонной пропасти осталась сия земная юдоль. И вот мы оказались на луне. Это такой огромный, круглый и блестящий остров в воздухе, как рассказывал и наш слепой дядюшка. Каких только чудес я там не повидал! Ах, мой грешный язык не в силах вам рассказать о них!