Петр Радченко - На заре

На митинг пришел и Матяш. Его скуластое загорелое лицо обросло щетиной, глаза еще сильнее потемнели, зорко следили за передовчанами.

Оглобля окинул взглядом площадь и, подняв руку, сказал сильным голосом:

— Товарищи! Хоть вы тут и шумите против разверстки, но мы все же будем проводить ее и посылать хлеб голодному рабочему классу!

На трибуну взбежал толстый рыжебородый казак. Он толкнув в сторону оратора, он вцепился руками в перила и закричал:

— Братцы! Не слухайте этого иуду! Нет у нас для него хлеба! Я призываю вас зараз же пойти в ревком и забрать тот хлеб, який у нас реквизували!..

Оглобля схватил его за шиворот, спустил вниз по лестнице. Над толпою пронесся гул. Кто-то из бунтовщиков выкрикнул злобно:

— Бейте гада!

Людская масса качнулась, с угрожающим рыком двинулась к трибуне.

— Стойте! Куда вас несет?! — донеслось из той же толпы.

Но одиночный предостерегающий крик не подействовал ни на кого, потонул в гневных восклицаниях разъяренной толпы. Несколько казаков, во главе с рыжебородым, полезли на трибуну. На помощь председателю прибежали чоновцы. Трибуна заходила ходуном, и казалось — вот-вот развалится. Оглобля поднял над собой рыжебородого крикуна, швырнул через перила на головы бунтовщиков, намеревавшихся перевернуть трибуну, повалил несколько человек. Завязалась драка.

Матяш не принимал участия в потасовке, отошел поодаль в улицу и стал наблюдать за происходившим. К нему подбежал Жигайло. Зажав в кулаке окладистую бороду и не спуская встревоженного взгляда с дерущихся, он спросил:

— Шо ж оно робыться?

— Зараз каюк будет ревкомовцам, — ответил Матяш, сдвинув на затылок кубанку.

Жигайло пристально посмотрел на него:

— Я бачу, ты не из наших мест.

— Проходом тут, — буркнул Матяш. — Отбился от своих…

Чоновцы были разоружены, и разбушевавшаяся масса кинулась в ревком…

О вспыхнувшем восстании дали знать в Отрадную, куда только что прибыли части IX Красной армии. На подмогу станичному ревкому был немедленно отправлен 1-й Афипский полк. Виктор Левицкий с ординарцем мчался впереди всех — вверх по течению Урупа. Лаврентий рысил на гнедом дончаке неподалеку от знаменосца.

«Эк, заново взмурдовало [756] Здесь — взбаламутило. — прим. Гриня нечистых душ! — досадовал он. — Так и до Филипповки [757] Филипповки — у православных — пост перед праздником рождества, иначе: рождественский пост. — прим. Гриня домой не попадешь…»

Впереди на дороге показалась подвода. Виктор еще издали узнал Шкрумова. Подлетев к подводе, он придержал Ратника и вдруг рядом со Шкрумовым увидел свою мать.

— Дема, ты посмотри, с кем повстречались! — обрадованно крикнул он Вьюну.

Тот, в свою очередь, замахал рукой Лаврентию:

— Дядька Лавро, скорее сюда!

Лаврентий подъехал к подводе, удивленно округлил глаза:

— Гля, какая стория! Точь-в-точь моя жинка. Куда це ты едешь, Паша?

— Загонять вас домой, — ответила Мироновна и, еле сдерживая слезы, добавила: — До каких пор будете блукать по свету? В пустой хате одна — как в могиле.

— Ну, давай почеломкаемся [758] Челомкаться — целоваться. — прим. Гриня , а потом уже будем лаяться [759] Лаяться — ругаться, скандалить. — прим. Гриня , — прервал ее Лаврентий.

Мироновна толкнула в бок Шкрумова:

— Останови коней, Иван Степанович: целоваться будем.

Шкрумов натянул вожжи, лошади стали. Мироновна поднялась на колени, наклонилась к мужу. Лаврентий вытер рукавом черкески пыль на губах, крепко прижал к груди жену, поцеловал ее.

— А теперь хоть и помирать, — сказал он.

Поцеловался с матерью и Виктор.

— Домой едете чи как? — спросила Мироновна.

— Нет, маманя, — ответил Виктор. — Беляков добивать.

Мироновна заплакала.

— Не плачь, стара, — ласково промолвил Лаврентий. — Скоро будем дома. А зараз строчные дела у нас. В Передовой свидимся.

Мироновна только теперь заметила на груди мужа Георгиевские кресты, пробормотала:

— Чи ты не сказился? Да разве ж можно теперь царские кресты чиплять?

— Нет, Пашенька, кресты эти не царские, — возразил Лаврентий и, покрутив усики, добавил: — Це награда за храбрость. Сам товарищ Орджоникидзе дозволил мне носить их.

— Ну, маманя, до скорой встречи! — крикнул Виктор и пустил Ратника вскачь.

Кавалеристы подстегнули коней и помчались за своим молодым командиром. Лаврентий то и дело оглядывался туда, где сквозь клубы пыли виднелась подвода.

«Эх, як неожиданно повидались, — думал он, до слез растроганный встречей с женой, — Сердешная… за тридевять земель поехала, чтобы свидеться с нами…»

Узкое дикое ущелье. Внизу — река Кува [760] Река Кува — правый приток реки Уруп. Известна живописным Кувинским ущельем и скалами Окна (скалы со сквозными гротами). — прим. Гриня . На высокой горе, в третьем «окне», висящем на высоте в сто саженей, над бушующей рекой, засел со своей семьей и небольшим отрядом подхорунжий Волошко. Сюда, в пещеру, вела одна-единственная узкая тропа. За валунами, накаленными полуденным солнцем, сидели дозоры, следя за окрестностями, просматривавшимися даже невооруженным глазом на много верст. Тропинка шла в гору с востока по узкому проходу к огромной сталактитовой пещере с многочисленными боковыми отводами. Сухая, годная для жилья пещера была заселена летучими мышами, которых пришлось выкуривать дымом. Теперь же, как только стемнеет, они тысячной стаей кружатся над пещерой и оглашают горы тонким противным писком. Здесь же, в одном из пещерных отводов, был родничок с чистой, холодной водой.

В «окне» сидел часовой с винтовкой в руках, курил цигарку и время от времени поглядывал на дорогу, тянувшуюся по левому берегу Кувы в Передовую. Вскоре после полудня на ней появилось с полсотни всадников, несшихся в намет со стороны Передовой. Часовой окликнул подчаска [761] Подчасок — помощник часового на посту. — прим. Гриня :

— Беги к подхорунжему и доложи, что к нам скачет какой-то отряд.

Из пещеры вышел Волошко с сыном. Пригибаясь под утесом скалы, он выдвинулся вперед, и плотная его фигура в черной черкеске с костяными газырями словно приросла к камню, за которым сидел часовой. В темном зеве пещеры остановился князь Дудов. Обратясь к подхорунжему он тихо спросил:

— Ну что, Иван Иванович?

— Погодите, князь! — отмахнулся Волошко, — Еще ничего не известно. — Среди всадников он разглядел наконец человека со связанными руками, ехавшего на вороном коне, подумал: «Пожалуй, это наши. Видимо, какого-то большевика везут».

Конники поравнялись с «окном». Один из них, приложив ладони трубой ко рту, во всю мощь закричал:

— Ого-го!.. Есть кто наверху?