Петр Радченко - На заре

Он достал из кармана папиросы, закурил. Доронин нетерпеливо ждал продолжения.

— Смеются конвойные, дымят самокрутками, — продолжал дальше Юдин. — Попросил и я закурить. Дали мне кисет с махоркой. Скрутил себе цигарку и, воспользовавшись их добротой, уговорил снять с меня цепи. Вскоре я сидел уже раскованный. Язык мой развязался пуще прежнего. Конвойные хохотали до упаду, а я, выбрав удобный момент, на полном ходу поезда и сиганул в открытое окно.

— Да ну? — поразился Доронин.

— Как стрела вылетел, — подмигнул Юдин. — Скатился с насыпи, вскочил на ноги и побежал по открытому полю. А позади стрельба. Летел я без памяти. Хотел было спрятаться в подсолнухах, на небольшой ниве, но, решив, что именно там будут искать меня, бросился в срезанную кукурузу и залег под сноп. Поезд остановился, и конвойные выгнали из вагонов всех пассажиров, меня, значит, искать.

— Вот как! — воскликнул Доронин.

— И вижу я, — рассказывал Юдин, — оцепили конвойные и пассажиры те самые подсолнухи, где я хотел спрятаться. Шарили, шарили и ничего не нашли. Конвойные совсем близко от меня прошли. Я даже слышал, о чем говорили они. Часа на два поезд задержали. Потом убрались восвояси, а я к своему отряду подался.

В коридоре, в сопровождении начальника секретно-оперативной части особого отдела IX армии Атарбекова [116] Атарбеков (Атарбекян) Георгий Александрович по прозвищу Железный Геворк — участник борьбы за советскую власть на Северном Кавказе, один из руководителей органов государственной безопасности. Незадолго до описываемых событий, за самоуправство и злоупотребление властью был подвергнут партийному суду. Специальная комиссия ЦК партии установила «преступность Атарбекова и других сотрудников Астраханского Особого отдела». Спасло чекиста покровительство Камо, Орджоникидзе и Сталина. — прим. Гриня — высокого молодого человека с черной окладистой бородой — появился Балышеев.

— Заходите, товарищи! — сказал он Юдину и Доронину, открывая дверь своего кабинета.

Атарбеков заложил большой палец левой руки за широкий ремень с начищенной медной пряжкой, остановил глаза на Юдине и, произнося русские слова с чуть заметным кавказским акцентом, начал:

— Значит, вы просите, чтобы мы послали вас уполномоченным в Кавказский отдел по борьбе с бандитизмом?

— Да, я хотел бы включиться в эту работу, — ответил Юдин.

— Предупреждаю, на вас будет возложена большая ответственность, — сказал Атарбеков, заглядывая ему в лицо.

— Понимаю, — произнес Юдин.

— Справитесь? — Смуглое, обросшее бородой лицо Атарбекова казалось суровым и жестким.

— Надеюсь на вашу помощь, — сказал Юдин.

— Конечно, поможем, — заверил Атарбеков, снял фуражку и повесил в углу на вешалку. — Главное, нужно разбираться в людях. Особенно внимательно относиться к середняку. Ленин говорит — за кем пойдет середняк, на той стороне и победа. Тому середняку, который еще продолжает колебаться, нужно помочь стать на правильный путь. То есть наша задача неуклонно выполнять решение Восьмого съезда партии по этому вопросу.

— Большинство крестьян идет за Советской властью, — добавил Балышеев. — Бедняки и середняки на опыте уже убедились, где их друзья, а где враги. Все это нужно видеть, понимать и, исходя из этого, строить свою работу на селе.

— Да, еще не всякий середняк прозрел, — подчеркнул Доронин, присаживаясь на диван. — Недавно мне пришлось присутствовать при одном любопытном разговоре председателя ревкома Корягина с сыном середняка, Левицким. Когда ему предложили вступить в ЧОН, он категорически отказался.

— Не удивительно, — сказал Атарбеков, вскинул ногу на ногу и положил руки на подлокотники кресла. — Значит, этот середняк еще недопонял нашей политики. Надо помочь ему прозреть, и он пойдет за нами. До настоящего времени некоторых середняков удерживают в белой армии золото, басня и пуля. Никаких общих интересов с баронами, помещиками и генералами у них нет и быть не может. По духу они наши, хотя некоторые из них все еще остаются с белыми, пока их сытно кормят, тепло одевают и убаюкивают песнями. У нас же они видят повсюду неустроенность и в силу этого колеблются.

Договорившись об оружии, Доронин и Юдин простились с Балышеевым и Атарбековым.

По железнодорожному мосту, повисшему над станцией Кавказская, двигались серые толпы угрюмых, озабоченных людей. Внизу лязгали буферами маневровые паровозы, гоняя взад и вперед теплушки, платформы, переполненные до отказа красноармейцами, лошадьми, тачанками и военным имуществом. В выцветшем до белизны обмундировании бойцы выглядывали из вагонов, сидели у широко распахнутых дверей теплушек, как муравьи, копошились на крышах, шныряли между составами. Сцепщики помахивали флажками, пронзительно свистели.

У перрона, дыша горячим паром, остановился екатеринодарский поезд. Из него, гремя ведрами, котелками, с тяжелыми ношами на плечах повалили пассажиры. Покидая станцию, они растекались по улицам захолустного провинциального городка.

— Товарищ Жебрак! — раздался чей-то голос на перроне.

Жебрак, шедший по мосту, остановился, пошарил глазами по густой толпе пассажиров, взялся за перила. Несколько грубоватое и сумрачное его лицо с тяжелой нижней челюстью, темноватым оттенком кожи и небольшими черными усами, закрученными колечками кверху, неожиданно просияло добродушной улыбкой, и он, помахав рукой, весело пробасил:

— А, товарищ Корягин. Я сейчас.

Развевая полами светло-серой черкески с позолоченными газырями, он заспешил к лестнице, сошел вниз. В проулке повстречался с Корягипым, Дорониным и Юдиным, крепко пожал им руки.

— Рад вас видеть. Пошли ко мне.

Двинулись в город.

— Знакомься, Николай Николаевич, — сказал ему Корягин, указывая на Юдина. — Уполномоченный от особого отдела. Направлен к нам.

— Очень хорошо, — ответил Жебрак, оглядывая Юдина строгим взглядом. — Значит, будем работать вместе. — Закурил папиросу, сообщил: — Я тоже еду к вам. Секретарем комячейки станицы Краснодольской.

Корягин обрадованно потряс его за плечи.

— А ты слыхал, Петро, — сказал Жебрак, — что в прошлую ночь в Царицынской даче в бою с бандитами был убит командир ЧОНа Кавказского железнодорожного узла Петрик?

— Рассказывали, — ответил Корягин.

Подошли к дому Жебрака. Во дворе около крыльца стояла автомашина. Жебрак удивленно уставился на нее.

— Чья же это?

— Наша, ревкомовская, — объяснил Корякин. — Мартын Гречка оставил. Деникинский трофей. Ты уж извини, Николай Николаевич, что без спроса во дворе твоем поставил.

— Какой там спрос, — Жебрак развел руками. — Мой дом — твой дом. И шофера имеешь?