Петр Радченко - На заре

На опушку леса, вблизи монастыря, осторожно выехали три всадника. Это были разведчики, посланные из коммуны. Пахло сыростью и ночными цветами.

Мечев спешился. Придерживая на боку револьверную кобуру и пригибаясь под нависшими ветками, он отделился от лошади и потонул в темноте. Его мягкие шаги, по-кошачьи сторожкие, не нарушали тишину.

Добравшись до ограды, он приник к земле и внимательно просмотрел дорогу, тянувшуюся вдоль кирпичной стены. Затем вскарабкался на дерево и перебрался по веткам на ограду. Цепляясь сильными руками за выступы стены, тихо спустился во двор, метнулся к дому, прощупывая зоркими глазами темные монастырские постройки. Пробрался к кустам, росшим в узком проходе, образованном оградой и корпусом монашеских келий.

Неожиданно шагах в десяти он увидел темную фигуру часового, расхаживающего у запертых ворот монастырского двора. Мечев прижался к кусту, мускулистая рука его сжала эфес кинжала. Часовой, поглядывая на звезды, спокойно продолжал расхаживать по дорожке. Мечев подкрался к нему, и лезвие кинжала тускло сверкнуло над головой бандита.

Разведчик приник к окну. Сквозь густую сетку гардины, при бледном свете лампады, он увидел сидящих за столом игуменью и мать Иоанну. Пробрался к следующему корпусу, находившемуся в глубине двора, заметил там несколько человек у выходной двери, присел за кустами. Покашливая и о чем-то тихо разговаривая, казаки тащили станковый пулемет к колокольне.

За окнами, в кельях, гудели голоса. Мечев обогнул угол дома, мельком заглянул в освещенное окно. В просторном помещении было многолюдно. Вооруженные казаки, офицеры.

«Человек семьдесят — не меньше», — определил на глаз Мечев. Под его ногами хрустнула ветка.

— Кто там? — внезапно прозвучал окрик.

Мечев прянул за куст, оттуда переметнулся к стене, но его заметили, и во дворе поднялась тревога.

В одно мгновение он взлетел на верх ограды, перемахнул ее и кинулся в лес.

Тем временем несколько десятков верховых выскочили из монастыря, рассыпались по лесу. Отрывисто захлопали револьверные и винтовочные выстрелы.

Мечев подбежал к товарищам, махнул в седло, и разведчики пустились вдоль берега. Выстрелы затихли. Лишь испуганные галки неистово кричали в темноте.

Лес наконец оборвался, открылась голая поляна. Разведчики притаились в черной тени огромного дуба. Мечев решил проскочить на дорогу к коммуне через открытую поляну. Но едва разведчики выехали из укрытия, как за ними устремилась погоня.

— Ходу, хлопцы! — крикнул Мечев и пришпорил коня так, что только ветер засвистел в ушах.

Лошади, вытянув шеи, стрелами понеслись в темноте. Вдогонку зажужжали пули…

Конь Мечева споткнулся и грохнулся на землю. В горячке Мечев вскочил на ноги, начал отстреливаться. Но видя, что ему не уйти, отстегнул револьвер от ремешка и вместе с кобурой бросил в траву.

Бандиты окружили его плотным кольцом. С руганью набросились на него, сбили с ног и, заламывая руки, стали осыпать ударами…

Два конвойных ввели Мечева в башню, освещенную сальными свечами. За столом в кожаном кресле сидел Набабов с прилизанными полуседыми волосами, спускавшимися косичками на плечи. На диване вразвалку сидел Андрей Матяш. В стороне стоял навытяжку Данилка Конотоп с изъеденным оспой лицом. На столе лежал кинжал разведчика.

Лицо Мечева покрыто темно-бурыми кровоподтеками; с головы по щеке на изорванную рубашку струилась кровь.

— Это ты зарезал нашего часового? — спросил Набабов скрипуче.

Мечев не ответил. Сжав кулаки, он с ненавистью смотрел на полковника. Андрей исподлобья наблюдал за пленным, нервно покусывал нижнюю губу.

— Будешь отвечать? — повысил голос Набабов. — Или хочешь, чтоб мы из тебя все жилы вымотали?

Мечев молчал.

Полковник вынул из ножен кинжал, начал рассматривать лезвие, затем обернулся к Андрею:

— Ну, конечно, в крови. Видишь, хорунжий [117] Хорунжий — первичный обер-офицерский чин, соответствует подпоручику в пехоте или корнету в кавалерии. По служебному положению соответствует лейтенанту в современной армии, носил погоны с просветом с двумя звездочками. — прим. Гриня ?

Андрей скользнул глазами по широкому зеркальному клинку с тремя дорожками посредине, подошел к пленному. Заложив руки за спину, с перекошенным от злобы лицом, сквозь зубы процедил:

— Кто тебя послал сюда?

Мечев молча отвернулся. Хорунжий взбесился. Выхватив кинжал из ножен, он занес его над головой Мечева, но Набабов, сделав жест рукой, остановил его:

— Погоди, хорунжий. Успеется.

Андрей недовольно покосился на него, задвигая кинжал в ножны.

— Чего тянуть, господин полковник? Ясное дело — лазутчик, прислан из коммуны. Человека нашего прирезал, отстреливался. Вон и револьверный ремешок на шее.

Набабов выпрямился и, указав на Мечева, кивнул Конотопу:

— Увести.

Конвойные подхватили разведчика, поволокли из башни.

— Кончай с ним, хорунжий, — распорядился Набабов. — Я не хотел, чтобы ты здесь эту грязь разводил.

Андрей вскинул руку к кубанке, выбежал на крыльцо. В темноте, между двумя рядами казаков, конвойные вели Мечева.

— Чего рты пораскрывали? — гаркнул на казаков хорунжий. — Марш по местам!

Подталкивая друг друга, те с шумом потянулись к занимаемому ими корпусу. Конотоп обратился к хорунжему:

— Вашкобродие, куда прикажете задержанного?

— Ведите к Кубани, — махнул рукой Андрей. — Я сейчас приду туда.

Конотоп бросился к пленному, толкнул его в спину:

— Иди, иди, краснюк!

Мечев медленно шагал к реке. Сознание работало плохо. В голове звенело, все тело ныло от побоев. Конвойные с обнаженными шашками шли по сторонам, подталкивая его локтями.

В темном небе тускло мерцали звезды.

«На расстрел ведут! — подумал вдруг Мечев и содрогнулся от этой мысли. — Неужели смерть?..»

Остановились у края кручи. Конотоп, заприметив еще при допросе ремешок у пленного на шее, решил воспользоваться моментом и, подойдя к Мечеву, сказал:

— Дай-ка мне этот ременец, зачем он тебе, браток: все равно револьвера не доведется носить.

И он начал снимать у него с шеи ремешок.

Мечев, собравшись с силами, неожиданно так ударил Конотопа в живот, что тот взвыл от боли, повалился навзничь. Конвойные в растерянности бросились к Конотопу, а Мечев, воспользовавшись их замешательством, прыгнул с обрыва в воду и, всплескивая руками, поплыл по течению реки, быстро затерялся в темноте.

Бандиты наконец опомнились, подбежали к обрыву, но Мечева и след простыл.

— Теперь Матяш мне голову снесет, — держась руками за ушибленный живот, пробормотал в страхе Конотоп.

— Нужен тебе был тот чертов ременец? — плюнул с досады один из конвойных. — А теперь лови!