Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Пока Сергий дивился варварской пышности негра, его величавой осанке и полной невозмутимости перед лицом любопытных взглядов, к паланкину с противоположной стороны подошел какой-то мужчина. Переднее оконце было открыто, Сергий успел заметить, как сидевшая внутри отшатнулась от незнакомца и уронила на лицо вуаль.

Перед ним был один из тех, кого он высматривал. Где же другой? Тут человек, стоявший у левого окна, обернулся через плечо, будто говоря что-то, и один из следовавших за паланкином стремительно прянул вперед, присоединился к наглецу и шагал с ним рядом достаточно долго, чтобы обменяться торопливыми словами; после этого он отстал и исчез. Сергий получил ответ на свои вопросы.

Убедившись, что один из заговорщиков находится у него в виду, молодой инок решил дождаться развития событий. Сквозь переднее окошко носилок, на диво гладкое и блестящее, девушка могла его опознать; возможно, она с ним заговорит, а может, его вспомнит негр. В обоих случаях у него появится повод вмешаться.

Выжидая, Сергий, по возможности спокойно — ибо был он молод, горяч и легко поддавался праведному гневу, — рассматривал незнакомца, остававшегося на своем месте, будто на часах, и время от времени обращавшегося с вопросами к отпрянувшей девушке.

Любопытство разбирало Сергия даже сильнее, чем гнев; ему не столь важно было знать, кто этот заговорщик, сколь как он выглядит. Можно представить себе его изумление, когда предмет его интереса, приблизившись, оказался на полном виду, и вместо чудовища, отмеченного печатью Каина, молодому монаху предстал грациозный, хотя и низкорослый мужчина с приятным лицом. Единственное, что могло вызвать нарекание, это крикливый — да простится нам такое слово — наряд.

Ярко-алый плащ просторными складками свисал с непомерно крупной, украшенной пурпурной эмалью пряжки на левом плече; справа он расходился в стороны, подхваченный у правого колена еще одной пряжкой. В результате правая рука оставалась свободной, зато одеяние мешало при ходьбе и не позволяло вытянуть из ножен рапиру, рукоять которой легко угадывалась под плащом. Ярко-оранжевая туника, с короткими полами и рукавами, скрывала очертания тела. Из-под нее видны были облегающие чулки и красные туфли, на чулках ослепительно сверкали черные и желтые полосы. Красный остроконечный головной убор с загнутым задним полем спускался на лицо чем-то вроде забрала, из него небрежно торчало перо белой цапли, создавая гармонию с остальным костюмом. Горло и левая рука были обнажены, последняя — от середины предплечья.

Послушник впервые увидел византийского вельможу тех времен при полном параде, способном затмить наряды слабого пола.

Если бы предчувствия Сергия сбылись, если бы вместо элегантного, беззаботного на вид кавалера в пышном платье он увидел мерзавца с уродливым телом и порочным лицом, он вряд ли бы смешался, вряд ли бы остался стоять, повторяя про себя: «Господи Всемогущий, неужели это сын игумена?»

То, что у святого человека может быть столь низменный отпрыск, смутило юного инока. Тайный грех всегда становится явным — так говорится в книгах; какой же позор, какое унижение и горе ждут несчастного отца.

Сочувствуя ему заранее, Сергий стоял на месте, пока передний носильщик паланкина не издал, обращаясь к нему, обычный предупредительный крик. Послушник шагнул в сторону, и тут произошли две вещи. Сидевшая внутри приподняла вуаль и протянула ему руку. Он едва успел уловить этот жест, равно как и выражение ее лица, даже более детское, чем раньше, ибо на лице отражалось смятение, и тут по левую сторону носилок появился негр. На миг замешкавшись, чтобы закрепить свое копье в пряжке за спиной, он с животным рыком прыгнул вперед и схватил кавалера одной рукой за плечо, другой — за колено. Рык и захват случились единомоментно. Сопротивляться было бы бесполезно, даже не произойди это столь внезапно. Грек едва успел заметить своего обидчика, едва успел глянуть тому в лицо, еще больше почерневшее от гнева, едва успел позвать на помощь. Могучие руки подняли его в воздух и стремительно понесли к стене, возвышавшейся над морем.

Вокруг стояло множество зевак, среди них были и мужчины, однако они оцепенели от ужаса. Не двигался никто, кроме Сергия. Он один увидел, чем вызвана гневная вспышка, и понимал, какое последует наказание.

Могучие руки подняли его в воздух и стремительно понесли к стене…

Несколько шагов до стены негр преодолел едва ли не бегом. Оказавшись на месте, он, по велению своей дикой натуры, вознамерился проследить за падением своей жертвы, однако порыв ветра швырнул полу алого плаща ему в глаза, и он приостановился, чтобы откинуть ее. Грек за это мгновение успел увидеть внизу острые камни, пену разбивающихся о них волн и вцепился своему противнику в голову — зубцы позолоченной железной короны врезались ему в кожу рук, показалась кровь. Несчастный извивался, в уши Нило — вот только они были мертвы — врывался вопль о пощаде. Тут подошел Сергий и схватил грека.

Нило не сопротивлялся. Освободив глаза от плаща, он глянул на нежданного заступника, а тот, не зная о глухоте негра, увещевал:

— Во имя любви к Господу нашему, во спасение собственной души, не убивай его!

Сергий не мог тягаться с Нило мощью, однако был почти столь же высок; пока они стояли, глядя друг на друга, лицом к лицу, явственно проступила разница в их обличьях. Ярость на черной физиономии сперва сменилась радостным удивлением, а после расцвела узнаванием.

Византиец спешно вскочил на ноги и, в свою очередь охваченный кровожадным порывом, выхватил меч. Впрочем, Нило опередил его; острие копья неожиданно придало убедительности новым попыткам Сергия решить дело миром.

Вокруг уже собралось множество зевак. Глазеть на распрю людям всегда сподручнее, чем на мирную беседу, в каком бы тоне она ни велась. Многие бросились Сергию на подмогу, кто-то принес поверженному юноше шляпу, слетевшую по ходу стычки, другие помогли ему оправить платье; поздравив его с тем, что он сумел сохранить жизнь, доброжелатели окружили его и увели прочь. Возобладать над таким гигантом! Как же силен духом должен быть этот молодой человек!

Сергию отрадна была мысль, что он спас византийца. Теперь перед ним стояла следующая задача — успокоить юную княжну. Не нужно было обладать пылким воображением, чтобы представить, каким мучительным оказалось для нее это происшествие; Сергий и так был понятлив, а решимость еще обострила его чуткость. Подозвав Нило, он поспешил к паланкину.

Сделаем паузу, прервем совсем ненадолго наше повествование — причем только ради самого же читателя. Ему необходимо понимать, насколько обстоятельства благоприятствуют романтическому развитию отношений между Лаэль и Сергием, — мы боимся, что он позволит своему воображению разыграться. Да, действительно, период рыцарства тогда еще не закончился; мужчины носили доспехи и в бою прикрывались щитами; женщины являлись предметом поклонения, разговоры между влюбленными велись в стиле высокой куртуазности; с одной стороны, преобладала застенчивость, с другой — выспренние призывы ко всем святым как свидетелям клятв и обещаний, которым ни один святой, даже с самой сомнительной репутацией, никогда не стал бы внимать, а уж тем более верить; однако при этом нельзя не учитывать одного или двух обстоятельств. Описанные выше нравы отнюдь не были в ходу среди христиан Востока, а в Константинополе и вовсе не прижились. Двое Комнинов, Исаак и Алексей, куда больше приблизились к западному идеалу рыцарства, чем кто-либо из византийских воинов; может, они и не были единственными подлинными рыцарями Византии, но явно были последними; впрочем, даже их ошеломляли причудливые манеры высокородных франков, встававших лагерем возле их ворот на пути в Святую землю. Соответственно, язык повседневного общения между уроженцами Востока был прост и не столь сильно замаран тем, что можно назвать набожным сквернословием. Беседы их зачастую отличались занудным многословием, однако никогда не состояли из преувеличений и богохульств. Педантизмом они отличались только на письме. Из этого читатель может составить себе мнение о встрече Сергия и Лаэль. Кроме того, следует помнить, что они были молоды; она — дитя годами, он — дитя за отсутствием жизненного опыта. А дети всегда ведут себя непосредственно.