Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

— А я буду просить его за них. Граф Корти, я отправлюсь с тобой.

Оживление, с которым она произнесла эти слова, тут же угасло.

— Но ты… о мой друг, а если тебя ждет гибель?

— Не надо об этом думать. Если Небесам не угодно тебя спасти, будет лишь милосердием, о возлюбленная княжна, если они отправят меня туда, где вести о твоем несчастье и скорбь меня уже не достигнут. Сделаем самое мрачное допущение: если я за тобой не приду, все равно ступай в собор. Услышав, что турки вошли в город, не сомневайся. Найди, если получится, Магомета и потребуй его защиты. Скажи ему, что этот совет дал тебе я, эмир Мирза. Однако прежде всего будь готова следовать за мной. Подготовься сегодня же — пусть под рукой будут носилки, собери свою свиту, — когда я приду, время будет дорого. А теперь да пребудет с тобой Господь! Нет нужды просить тебя о храбрости — я прошу о доверии.

Она протянула руку, он опустился на колени и поцеловал ее.

— Я буду молиться за тебя, граф Корти.

— И Небеса услышат тебя.

Он вышел и, вернувшись к императору, вместе с ним выехал из Влахернской часовни.

Костры на турецком бивуаке затушили примерно тогда же, когда христиане расстались после последней трапезы в Высочайшей резиденции; войско султана, похоже, отдыхало, позволив ночи мирно расставлять свои звезды над городом, над морем, над долиной.

К величайшей чести сотрапезников императора надлежит сказать, что они могли под покровом ночи добраться до кораблей и сбежать, однако они вернулись на свои немногочисленные посты. Положив головы на грудь обреченного императора и присягнув ему своими жизнями, ни один из них, насколько нам известно, не сбежал, когда занялся день. Судя по всему, им передалась несгибаемость императора.

Это выглядит еще примечательнее, если вспомнить, что поначалу стены должны были служить защитой от превосходившего числом противника, теперь же каждый рыцарь и каждый борец сознавал эфемерность этой защиты — иными словами, знал, что он один из едва ли пяти тысяч человек, ибо до такого малого числа сократилось число бойцов из-за ран, смертей и дезертирства, которым предстоит держать оборону на руинах внешней стены или в брешах в стене внутренней и противостоять натиску двухсот пятидесяти тысяч бойцов, которым нет равных по свирепости, ибо ими движут религиозный фанатизм и предвкушение богатой добычи.

Молчание, в которое погрузился турецкий бивуак, продлилось недолго. Скоро до греков, стоявших на обращенных к нему стенах, долетел смутный гул, затем последовали раскаты — так стонет земля под стремительной поступью многотысячных орд людей и животных.

— Враг строится, — заметил Иоганн Грант стоявшему рядом лучнику Каристосу.

Минотль, наемник из Венеции, вслушиваясь с разбитых Адрианопольских ворот, отдавал приказы:

— Поднимай бойцов! Турки идут!

Джустиниани, добавлявшего последние штрихи к потайным ремонтным работам, которые проходили между башнями Багдадской и Святого Романа, окликнул часовой:

— Подойдите, капитан, неверные зашевелились, похоже, собираются атаковать.

— Нет, — отвечал капитан, понаблюдав немного, — нынче ночью они атаковать не станут, только готовятся.

Тем не менее, не прерывая ремонтных работ, он вызвал на посты всех своих командиров.

У Селимбрии и Золотых ворот христиане также приготовились к бою. И между воротами тоже. А потом глубокая тишина пала на могучие стены — могучие, несмотря на все повреждения, — и тишина эта была исполнена тревоги.

Те из моих читателей, кому довелось нести ночной дозор накануне утреннего нападения превосходящих сил противника, легко поставят себя на место этих стражей; они прокрутят в головах их мысли и услышат гулкое биение их сердец; они вспомнят, насколько долги эти часы, как невыносимо монотонное ожидание тяготит душу, так что начинаешь молиться: скорее бы в дело, в дело. А тем, у кого нет такого опыта, остается только гадать, как люди в состоянии сохранять мужество в таких обстоятельствах, — это воистину загадка.

Приводя в исполнение свой план, Магомет призвал нерегулярные части и построил их на пространстве между окопами и рвом; подтянув свои машины и малые пушки ближе к стенам, он создал угрозу всему фронту обороны, причем его бойцы были в изобилии снабжены осадными лестницами и мантелетами. За первой линией он выстроил конницу, которой надлежало останавливать бегущих и отправлять их обратно в битву. Янычары остались в его ставке напротив ворот Святого Романа.

Ордынники быстро смекнули, чем все это им грозит, и поначалу возроптали.

— А, жалуются? — ответил на это Магомет. — Скачи и скажи им, что, по моему слову, выбор первой добычи достанется первому, кто одолеет стену. И если к прибытию тех, кто идет за ними следом, город не превратится в пустое гнездышко, вина в этом будет только на них.

Земля в своем поступательном движении нагнала луну как раз к началу дня; и вот, среди глубокого затишья, в выжидании и готовности, свет усилился достаточно, чтобы осажденным предстали приготовления к штурму; тут турецкие герольды длительно протрубили от амбразуры рядом с большой пушкой.

Сигнал подхватили другие трубачи, и за невероятно короткое время он прозвучал по всему фронту. Голос горнов прервал громкий бой барабанов. Орда поднялась — лучники, пращеметатели и носильщики лестниц — и покатилась вперед, будто ярящаяся волна, причем каждый голосил, как ему заблагорассудится. В тот же миг в дело вступили осадные машины и легкие пушки. Никогда еще на древние стены не обрушивался такой град болтов, стрел, камней и пуль, никогда еще их эхо не пробуждал такой рев человеческих голосов, военных музыкальных инструментов и орудий.

Защитников города эти шум и ярость поразили не менее, чем сам штурм, а когда стрелы и ядра накрыли их, превратившись в неутихающий ливень, они попрятались за зубцами и прочими доступными укрытиями.

Это продолжалось недолго и напоминало содрогание и хрип человека, внезапно погруженного в ледяную воду. Уклонявшихся окликнули, приказали вновь взяться за оружие и дать достойный ответ; целиться больше не было необходимости — перед ними была сплошная плотная мишень, особенно на внешней стороне рва, так что любой дротик, болт, камень или ядро попадало в цель. Позднее, разогревшись от работы, увидев лучи зари, защитники осознали преимущества своих позиций, поняли, какой урон наносят противнику; они тоже изведали восторг убийства, который явственнее всего остального доказывает, что человек — самая безжалостная из всех тварей.

Поступательное движение орд было лишено какого-либо порядка — пытаться его как-то выстроить стало бы фатальной ошибкой. Не было никакого подобия строя или плана — при таких приступах этого и не бывает: услышав сигнал, отчаянные вояки рванулись вперед, и каждый ставил перед собой собственную цель; впрочем, паши и беи руководили наступлением, не позволяя растрачивать силы впустую. Свои толпы они направляли в самые слабые места — то в пролом в стене, то к разбитым воротам.