Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

В кои-то веки князь превзошел в хитроумии даже самого себя. В порыве страсти он забыл, какой невероятной чуткостью наделен владыка, с которым он беседовал; Магомет же, который не терял наблюдательности даже тогда, когда отшатывался от зловещего огня в огромных глазах, подметил нестыковки в его истории, равно как и то, что рассказана она только наполовину; он как раз собирался подтолкнуть своего Посланца звезд к полному признанию, но тут до шатра докатился далекий гул, сопровождавшийся топотом ног снаружи.

— Он настал, индийский князь, этот судьбоносный день. Приготовимся же, ты — к отмщению, я — к славе и… — Имя Ирины едва не сорвалось с его языка, но он осекся. — Призови моего постельничего и конюшего… Там, на столе, ты видишь мое оружие — булаву, которую мой предок Ильдерим держал в руках при Никополе, и меч Соломона… Велик Аллах, джинн и звезды на моей стороне, чего же нам бояться?

Через полчаса он выехал из шатра.

— Ветер дует в сторону города или от него? — спросил он у старшего аги янычар.

— В сторону города, повелитель.

— Да славится имя Пророка! Построй Цвет Правоверных колонной, по фронту шириною с проем ворот, и позови герольдов. Я буду у большой пушки.

Послав коня на парапет, он оглядел оттуда распростертое перед ним пространство до самого рва — кладбище исчезло бесследно: впереди было темно от собравшихся орд, ожидавших сигнала. Удовлетворенный, султан обратил взор к востоку. Никто не знал лучше его, что звезды приказали начать штурм до восхода солнца, — их имена были ему известны, они успели стать его друзьями. Наконец бесконечно мягкое сиреневое зарево замерцало над вершинами гор за Скутари.

— За дело! — обратился он к пяти герольдам в златотканых камзолах. — За дело, и, памятуя, что вас ждет мягкое ложе в раю, трубите так, чтобы камни выпали из своих гнезд, — никогда еще не был Аллах столь велик!

Последовало общее наступление, описанное выше; нужно лишь добавить, что у ворот Святого Романа осаждающих не встретили лучники и пращеметатели. Ров здесь был заполнен почти до уровня земли, откуда шел кверху пологий подъем. Это порождало желание броситься всей толпой через холм, представлявший собой развалины бывших привратных башен.

Воспламененные грохотом барабанов и воем рогов, осаждающие ринулись в пролом — тысячная толпа достигла подъема и там застряла, парализованная собственным количеством. Бойцы топтали друг друга, дрались, многие сваливались с подъема на правую и на левую сторону. Большинство этих несчастных оставались лежать неподвижно, — может, они еще и были живы, но только умножали кучу из пик, щитов и изувеченных тел; крики о помощи, стоны и молитвы беспомощно тонули в реве, доносившемся сверху.

Джустиниани все это предусмотрел. За отдельными камнями на вершине холма он поставил кулеврины — на современном языке это называлось бы «замаскированная батарея» — и направил орудия на подъем; в качестве охранения он расставил тут же лучников и копьеносцев. Более того, на обоих флангах он расположил по отряду с таким же вооружением, выстроив бойцов под уцелевшей стеной, — в результате пролом оказался полностью защищен.

«За дело, и… трубите так, чтобы камни выпали из своих гнезд…»

Кондотьер, стоявший в ожидании, услышал сигнал.

— Ступай во Влахерн к императору, — приказал он гонцу, — и скажи, что штурм вот-вот начнется. Поспеши. — Потом он обратился к своим бойцам: — Зажгите спички, готовьтесь сбрасывать камни.

Мусульмане добрались до края рва; в этот момент с пушек сорвали маскировку, и командир-генуэзец отдал приказ:

— Стреляйте, братцы! За Христа и Святую Церковь!

И со стороны христиан полетели пули, болты, камни и копья, легко пробивавшие тонкие щиты и одежду из шкур; однако орда напирала, точно река, прорывающая плотину. Они уже стояли на подъеме. Оглядываться было бессмысленно — за ними наступающие шли стеной, по обе стороны рва. Ложиться было бессмысленно — только утонешь в кровавом болоте. Вперед, вперед — или смерть. Ну и что, если весь подъем устлан убитыми и ранеными? Что, если нога скользит? Что, если запах горячей крови щекочет ноздри? Что, если руки, чья сила трижды умножена отчаянием, цепляются за ноги, которые, в свою очередь, попирают лица и груди? Живые ломили вперед — подпрыгивая, спотыкаясь, пошатываясь; на их вой: «Золото — добыча — женщины — рабы» из-за дымящегося холма отвечали: «За Христа и Святую Церковь!»

И вот, преодолев пологий подъем, первые нападающие добрались до тяжелого участка. Нет времени передохнуть, присмотреть место поудачнее — какой смысл разбираться, что ждет впереди? Им нужно наверх — наверх они и отправились. Их пронзали стрелы и копья, крушили камни, кулеврины выплевывали пламя им в лицо и, сметая с узких уступов, сбрасывали вниз, на головы и щиты товарищей. У кромки скалистого холма с пугающей скоростью росла гора тел, превращаясь и в препятствие для защитников прохода, которым она мешала стрелять, и в преграду для наступающих.

Зарево над горами Скутари медленно превращалось в рассвет. К Джустиниани присоединился император. С ним пришел граф Корти. Они сердечно поздоровались.

— Ваше величество, день только начался, а посмотрите, каковы потери магометан.

Обратив взгляд туда, куда указывал Джустиниани, Константин вгляделся в дымовую завесу, но тут же понял, что может принести реальную пользу, и, заняв место между пушками, обратил свое длинное копье против несчастных, которые карабкались на все растущую кучу, — некоторые без щитов, другие безоружные, почти все уже неспособные драться.

День разгорался, куча росла вширь и ввысь, пока наконец христиане не вышли на нее, навстречу все ломящемуся вперед врагу.

Так прошел час.

Внезапно, поняв тщету своих усилий, нападавшие развернулись и помчались прочь с холма и с подъема.

У христиан потерь было немного, однако передышка оказалась кстати. Но тут со стены над проломом, откуда он вел огонь из своего лука, поспешно спустился граф Корти.

— Ваше величество, — проговорил он, и лицо его так и светилось боевым азартом, — янычары готовятся к бою!

Джустиниани отреагировал мгновенно.

— Вперед! — воскликнул он. — Все вперед! Мы должны расчистить позицию для пушек. Разгребайте мертвых! Разгребайте живых! Сейчас не до жалости!

Он первым подал пример, а вслед за ним и другие защитники начали сбрасывать тела врагов вниз со склона.

Сидя в седле рядом с большой пушкой, Магомет следил за штурмом, вернее, вслушивался, ибо рассвет еще не вступил в свои права. Время от времени к нему подлетал вестовой с донесением от того или иного паши. Султан выслушивал равнодушно и неизменно отвечал одно и то же: