Жерар Нерваль - Дочери огня

Есть в этой атмосфере любви, грации, красоты нечто пьянящее — теряешь голову, испускаешь вздохи, чувствуешь себя безумно влюбленным, и притом не в одну, а во всех женщин зараз. Воздух напоен l'odor di femina [273] Ароматом женщины (ит.). , его вдыхаешь, чувствуешь на расстоянии, подобно Дон Жуану. Как жаль, что сейчас не весна! Недостает соответствующего пейзажа, чтобы ощущения эти стали еще более полными. И однако в этом времени года есть свои прелести. Нынче утром я зашел в большой императорский сад, расположенный в конце города, — в нем не было ни одной живой души. Длинные аллеи заканчивались где-то вдалеке, упираясь в пленительные серо-голубые горизонты. Там, дальше, простирается огромный холмистый, перерезанный прудами парк, где полно птиц. Непогода так разворотила клумбы, что сломленные розовые кусты лежали на земле, окуная в грязь свои цветы. Вдали виднелись Пратер [274] Пратер — увеселительный сад в Вене, место народных гуляний. и Дунай; это было поистине очаровательное зрелище, несмотря на холод. Ах, понимаешь, мы ведь еще все же чертовски молоды, моложе, чем нам это кажется. Но Париж до того уродливый город и населен такими тупыми людьми, что невольно приходишь в отчаяние и перестаешь верить в мироздание, в женщин, в поэзию…

7 декабря. Я переписываю последние пять строк на другой лист бумаги. Протекло уже немало дней с тех пор, как были написаны предшествующие четыре странички. За это время ты получал от меня письма, мог судить о приятной стороне моего здешнего существования, и вот уже почти месяц отделяет меня от первых моих впечатлений о жизни в Вене. И все же есть непосредственная связь между тем, что я собираюсь тебе написать, и тем, что я писал тебе прежде. Все дело в том, что развязка, которой ты, вероятно, ожидал, читая первые мои письма, так за это время и не наступила. А ты ведь меня знаешь — способен ли я выдумывать истории только ради того, чтобы позабавить тебя, и изливаться в чувствах по поводу событий, которых на самом деле не было? Ну так вот, если мои первые венские похождения вызывают у тебя какой-то интерес, узнай, что…

13 декабря. Столько событий произошло после тех четырех дней, описанию которых посвящено было начало этого письма, что не знаю даже, как связать их с тем, что случилось со мной сегодня. Не могу сказать, чтобы моя донжуанская карьера продолжалась все время с одинаковым успехом. Катти сейчас находится в Брюнне [275] Брюнн — город Брно в Моравии (Чехословакия). подле больной матери; я собрался было отправиться к ней по той прекрасной железной дороге в тридцать лье длиной, которая находится у въезда в Пратер, но этот род путешествия совершенно ужасно действует мне на нервы. А пока — вот тебе еще одно намечающееся приключение, первые подробности которого я честно сообщаю тебе.

Для начала скажу, что в этом городе, по моим наблюдениям, нет ни одной женщины, которая ходила бы по городу обычной поступью. Замечаешь какую-нибудь красотку, идешь за ней, и тут она начинает кружить, переходя с одной улицы на другую, делая самые неожиданные петли и причудливые зигзаги. Выберите более или менее безлюдное место, подойдите и заговорите с ней — она непременно вам ответит. Всякий это знает. Жительница Вены никогда никого не станет отваживать. Если она принадлежит кому-нибудь (я имею в виду не мужа, тот никогда в счет не идет), если она слишком занята в эту минуту всякого рода другими делами, она прямо скажет вам об этом и предложит либо встретиться на будущей неделе, либо вообще запастись терпением, не обозначая срока. Отсрочка эта никогда не длится долго, а предшествовавшие вам любовники становятся вашими закадычными друзьями.

Итак, я пошел за одной красавицей, которую заприметил на Пратере, в том месте, где вечно толкутся люди, пришедшие полюбоваться катанием на санках, и шел за ней до самой ее двери, не заговаривая с ней, потому что дело происходило днем. Такого рода приключения бесконечно меня забавляют. На мое счастье, почти напротив ее дома оказалась кофейня. И вот уже под вечер я вернулся сюда и расположился у окна. Как я и предвидел, означенная особа не преминула выйти из своего дома. Бегу за ней, заговариваю, и она весьма благодушно предлагает взять ее под руку, чтобы не обращать на себя внимания прохожих. И вот таким манером она начинает таскать меня в разные концы Вены: сначала к торговцу в «Кольмаркте», где покупает себе митенки; потом к кондитеру, где отламывает мне половинку своего пирожного; наконец она приводит меня обратно к тому дому, из которого вышла, битый час стоит со мной на пороге и в заключение говорит, чтобы я пришел сюда завтра вечером. Назавтра прихожу в назначенный час, стучу в дверь и вдруг неожиданно оказываюсь в компании еще двух девушек и трех мужчин, одетых в овечьи шкуры с какими-то колпаками на головах на манер валашских. Вся эта компания очень сердечно меня встретила, и я уже собрался было сесть, но не тут-то было. Они погасили свечи, и все гурьбой отправились куда-то в конец предместья. Никто и не думал оспаривать у меня моей красотки, хотя один из этих субъектов оставался без дамы; наконец мы пришли в какую-то насквозь прокуренную таверну. Казалось, будто все не то семь, не то восемь народностей, что делят меж собой славный город Вену, собрались в этот день сюда, чтобы предаться каким-то общим увеселениям. Первое, что бросалось в глаза, было то, что все эти люди много пили, мешая легкое красное вино с более крепким белым. Мы заказали несколько графинов этой смеси, оказавшейся довольно вкусной. В глубине залы находилось что-то вроде подмостков, на которых исполнялись какие-то песенки на непонятном мне языке, судя по всему, очень забавлявшие тех, кто их понимал. Тот молодой человек, что остался без дамы, сел рядом со мной, и так как он хорошо говорил по-немецки — случай не такой уж частый в Вене, — я рад был поговорить с ним. Что до женщины, с которой я пришел, то она была вся поглощена спектаклем, который игрался в нескольких шагах от нас, на пространстве, отделенном прилавком. Там шли настоящие комедии. Участвовало в этом пять или шесть певцов. Они выходили, разыгрывали сценку, затем уходили и появлялись снова уже в других костюмах. Это были целые пьесы с хорами и куплетами. В антрактах молдаване, венгры, богемцы и прочие уписывали телятину и зайчатину. Моя красотка сидела со мной рядом и, благодаря красному вину, а заодно и белому становилась все оживленнее. Она разрумянилась и была прелестна, ибо обычно слишком уж бледна. Это настоящая славянская красавица — крупные черты лица говорят о чистой породе, не смешанной ни с какой другой.

Должен еще заметить, что самые красивые женщины здесь — это женщины из народа и женщины из высшего света. Пишу тебе из кофейни, где сижу и жду начала спектакля в театре; но больно уж скверные здесь чернила, лучше я в другой раз поделюсь с тобой своими наблюдениями.