Жерар Нерваль - Дочери огня

Далее графиня замечает, что «желательно было бы, чтобы имя ее племянника было исключено и вымарано из списков узников в тюрьмах Санса, Суассона, равно как и в Фор-Левеке и Бастилии, и он был бы восстановлен во всех своих правах, прерогативах и титулах, а также чтобы ему возмещен был денежный ущерб в сумме более шестисот пистолей, отнятых у него в разное время при заключении его под стражу». К этому она добавляет, что лакей ее племянника Фурнье и служанка Луиза Депю присвоили себе две тысячи экю, которые были у него перед самым его бегством.

В конце своего прошения вдовствующая графиня просит предоставить ее племяннику какую-либо приличествующую ему должность, будь то в королевских войсках, будь то в качестве слуги церкви, ибо он готов выполнять все, что благоугодно будет на него возложить, и взять на себя любые обязанности, лишь бы, выполняя оные, он мог содействовать добру.

Прошение это датировано 22 июля 1709 года.

Никакого ответа на него не последовало.

Находясь в Швейцарии, нет ничего проще как спуститься вниз по Рейну либо на обычном судне, либо на одном из плотов, которые нередко перевозят на своих сосновых настилах целые деревни. Углубив рукава Рейна, их превратили в каналы, которые облегчают путь в Нидерланды.

Мы не знаем, каким способом добирался аббат де Бюкуа из Швейцарии в Голландию, но нам доподлинно известно, что он сумел найти там доступ к достопочтенному ратпенсионарию Гейнсиусу, который, будучи философом, принял его с распростертыми объятиями.

К этому времени аббат де Бюкуа успел уже сочинить целый проект республиканского устройства применительно к Франции, в котором рассмотрены способы упразднения монархии! Он озаглавил это так: «Антимакьявеллизм [68] Антимакьявеллизм. — Согласно учению итальянского писателя, историка и политического мыслителя Никколо Макьявелли для утверждения сильной монархической власти следует пренебречь нормами морали и человечности. В эпоху Просвещения формула «Анти-Макьявелли» означала декларацию терпимости и принципов просвещенного абсолютизма. , или Философские размышления о власти вообще и самовластии в частности».

«Можно сказать, — пишет он в своих мемуарах, — что республика есть не что иное, как преобразование формы злоупотреблений, которое случай со временем привносит в управление народом».

Аббат де Бюкуа, очевидно в миролюбивых целях, добавляет, что и монархия может иной раз явиться действенным лекарством против злотворства республики… «Природа являет себя в обоих этих образах правления — и в республиканском, и в монархическом, но в последнем не столь свободно, как в первом».

Он признает, что в руках мудреца самой совершенной из всех является власть монархическая, но где найти мудрого государя? Исходя из этого, республиканский образ правления кажется ему наименее вредоносным из всех.

«Самовластие (аббат имеет здесь в виду правление Людовика XIV) слишком уж часто пускает в ход имя божье, но с какой целью? Чтобы прикрывать свою несправедливость… Оно способно, таким образом, обмануть толпу или так отвести ей глаза, что молчание ее можно принять за одобрение, но берегитесь… Достаточно появиться нескольким человекам определенного склада, достаточно соответствующего стечения обстоятельств, самой пустой случайности, чтобы разбудить в народе то, что кажется в нем уснувшим».

Можно ли возлагать какие-то надежды, спрашивает далее аббат, на тайных безбожников, которые, как и вы сами, пекутся лишь о собственных интересах? Не ждите от них, что в решительный час они станут ради вас усердствовать. «Они поступят так, как подскажет им Время, и вы будете поражены, увидев, что они первыми от вас отступятся».

Настоящая работа является не более как дополнением к биографии, и потому мы лишь мимоходом обрисуем здесь аббата де Бюкуа как одного из предтеч французской революции. Труд, общий дух которого мы в главных чертах наметили выше, сопровождается «Извлечением из трактата о бытии божьем», в коем автор старается доказать, вопреки философам-материалистам, что материи самой по себе не свойственно ни бытие, ни движение.

«Обладает ли каждая частица материи, — говорит он, — своим собственным бытием? Тогда должно было бы быть столько же необходимых сущностей, сколько частиц. Это породило бы бесчисленное множество богов, подобно тому как породило их воображение язычников». Тела, утверждает аббат, сами по себе не имеют ни бытия, ни движения… Вы скажете, что «в недрах материи один атом толкает другой и что порядок есть результат их взаимодействия?» Вот этого аббат и не может допустить без вмешательства бога.

«Тела сами по себе имеют так же мало движения и порядка в этом движении, как и бытия. С учетом сказанного, является ли случай чем-то, что присуще всему этому? Но, значит, он от чего-то зависит. Существует ли он сам по себе, не будучи ничем из того, о чем шла речь? Тогда это бог. Если же он ни то и ни другое, то это ничто!»

Автор, как мы видим, борется здесь с некоторыми картезианскими идеями, уже предвосхищающими Гольбаха и Ламетри [69] Гольбах Пьер Анри (1723–1789), Ламетри Жюльен Офре (1709–1751) — философы-материалисты. ; в конце он не может удержаться, чтобы не поддеть двор Людовика XIV: «О Господь, сколько уст исповедуется тебе в грехах своих, но кто истинно верует в тебя сердцем своим? А разве могло бы быть все это, о Господи, когда бы именем твоим люди не прикрывали своих несправедливых деяний?»

Правительство Нидерландов весьма благосклонно отнеслось к проекту аббата де Бюкуа, но в ту пору было бы затруднительно установить во Франции республику; к тому же это было бы возможно лишь в том случае, если бы союзники одержали победу.

Так что аббат имел успех в Голландии лишь в салонах, где прослыл глубокомысленным философом. Его охотно слушали в собраниях, где встречал он единодушное сочувствие той Франции, которая рассеяна была вследствие всякого рода преследований за ее границами и включала в себя в той же мере отважных католиков, что и протестантов. И тех и других объединяла ненависть к человеку, требовавшему, чтобы имя его сопровождалось эпитетом «viro immortali» [70] «Бессмертному мужу» (лат.). или «fit regio divo» [71] «Божественному королю» (лат.). .

Дамы гаагских салонов высказывались весьма неодобрительно по поводу того прошения, с которым обратилась к королю тетушка аббата. «Во Франции, — говорили они, — давно уже вышло из моды выражать свои мысли столь прямо и столь наивно». «Это дорого обошлось г-ну де Камбре, хоть он и облек все это в свойственный ему стиль».

По поводу смерти Людовика XIV аббат де Бюкуа сочинил следующее четверостишие, предпослав ему такое заглавие: