Жерар Нерваль - Дочери огня

Мои собеседники посоветовали мне осмотреть аббатство Сен-Медар — оно находится на расстоянии ружейного выстрела от Суассона, за вокзалом и мостом через Эну. Самое новое здание там — приют для глухонемых. В СенМедаре меня ждали сюрпризы. Сперва я узнал, что в одной из башен, ныне уже наполовину разрушенной, был заточен Абеляр [149] Абеляр Пьер (1079–1142) — средневековый философ-богослов, поэт. За свои прогрессивные взгляды подвергался преследованиям со стороны церкви. Вынужден был уйти в монастырь. Его трагическая любовь к своей ученице Элоизе, описанная им в автобиографической книге «История моих бедствий», не раз служила предметом литературных обработок (в частности, подсказала Руссо заглавие его романа «Новая Элоиза». ; еще не совсем стерлись латинские надписи, сделанные его рукой. Потом я побывал в огромных недавно расчищенных склепах, где обнаружили гробницу Людовика Благочестивого [150] Людовик Благочестивый (778–840) — император «Священной Римской империи». При нем начался распад империи Карла Великого. — она похожа на громадный каменный чан и привела мне на память египетские гробницы.

А рядом со склепами, состоящими из подземных келий, порою с нишами наподобие римских гробниц, я увидел тюрьму, куда сыновья заточили этого императора; там даже углубление, где спал на циновке узник, сохранилось в первоначальном виде, потому что известковая земля и раскрошившиеся окаменелости, доверху забив подземелья, не пропускают ни капли влаги. Потомкам остается лишь откапывать да отчищать, работы еще не окончены, и каждый день приносят новые находки. Настоящие Помпеи времен Каролингов!

Осмотрев Сен-Медар, я вышел к Эне, которая течет меж красно-бурым ивняком и облетевшими тополями, и немного заплутался. День был безоблачный, я шагал по совсем еще зеленой траве и через два километра добрался до деревни Кюфи, откуда отлично видны зубчатые башни Суассона и его характерные фламандские крыши в обрамлении каменных лестниц.

В Кюфи приятно освежиться белым пенистым вином — на вкус оно словно разведенное шампанское.

Да и вся местность здесь очень напоминает Эперне. Эта обращенная к югу возвышенность — ответвление соседней Шампани, и ее белые и красные вина все еще довольно огнисты. Дома сложены из местного известняка, ноздреватого, как губка, — так его продырявили улитки и проросшие сквозь него растения. Церковь старая, но простоватая на вид. На вершине холма — стекольный завод.

Заблудиться по пути из Кюфи в Суассон при всем желании невозможно. Я вернулся в город и побывал в библиотеке и архиве. Библиотека могла предложить мне лишь те книги, которые нетрудно получить в Париже. Архив находится при супрефектуре и в нем должно быть немало интересного — город-то ведь очень древний. Секретарь мне сказал:

— Наш архив хранится на чердаке, но, сударь, он не разобран.

— Почему?

— Потому что городские власти не выделили на это денег. Почти все документы написаны либо готическим шрифтом, либо на латыни… Чтобы их прочитать, нужно пригласить кого-нибудь из Парижа.

Моя надежда быстро отыскать здесь сведения о семействе Бюкуа тут же улетучилась. Что касается положения дел с суассонским архивом, ограничусь призывом к палеографам, да обратят они внимание на него: если Франции окажется по средствам заплатить за разбор материалов, касающихся ее истории, я буду счастлив, что подал этот сигнал.

В следующем письме расскажу вам о нынешней большой городской ярмарке, о театре, где идет «Лукреция Борджиа», о местных нравах, хранящих печать старины из-за удаленности округи от железных дорог, — и даже о неудобствах, которым подвергает жителей эта удаленность. Они было понадеялись, что их соединят веткой с Северной железной дорогой; это принесло бы немалые выгоды… Но некая влиятельная персона добилась того, что линию на Страсбург проложили через леса, тем самым открыв им выход к рынкам… Впрочем, тут замешаны местные интересы и, возможно, подобные предположения несправедливы.

Итак, я достиг цели своей поездки. Дилижанс, что идет из Суассона в Реймс, доставил меня в Брен. Час ходьбы — и вот он, Лонгваль, колыбель семейства Бюкуа. Здесь жила прекрасная Анжелика, высился главный замок ее отца, а у него этих замков, судя по всему, было столько, сколько успел захватить во время войн с Богемией предок де Лонгваля, великий граф де Бюкуа. Башни замка снесены до основания, как в Даммартене. Но подземелья все еще сохранились. Возвышенность, где стоял замок и откуда видна деревня, теснящаяся в продолговатой горловине, застроена уже лет восемь назад, когда были проданы развалины. Напитавшись воспоминаниями о прошлом этих мест — они, быть может, придали бы некоторую прелесть сочинению романтическому и небесполезны с точки зрения истории невымышленной, — я отправился в Шато-Тьерри, где так приятно поклониться задумчивой статуе доброго нашего Лафонтена [151] Лафонтен (1621–1695) — великий французский баснописец, автор стихотворных сказок и романа «Любовь Психеи и Купидона»; родился в Шато-Тьерри. , которая установлена на берегу Марны и хорошо видна из вагона, когда едешь страсбургской железной дорогой.

«К тому же…» (Так начинает одну из своих историй Дидро, скажет мне кто-нибудь).

— Так, так, продолжайте!

— Вы подражаете самому Дидро!

— Который подражал Стерну…

— Который подражал Свифту…

— Который подражал Рабле…

— Который подражал Мерлину Коккаи…

— Который подражал Петронию…

— Который подражал Лукиану. А Лукиан, в свою очередь, подражал многим другим… Может быть, даже автору «Одиссеи», заставившему своего героя десять лет кружить по Средиземному морю для того лишь, чтобы в конце концов возвратить на пресловутую Итаку, к той царице, окруженной пятью десятками женихов, которая каждую ночь распускала все, что успевала наткать за день.

— Но Улисс все же обрел под конец свою Итаку!

— А я обрел аббата де Бюкуа!

— Расскажите же о нем!

— Но ведь я уже месяц только этим и занимаюсь! Читатели, должно быть, смертельно устали и от лигёра графа де Бюкуа, впоследствии генералиссимуса австрийской армии, и от г-на де Лонгваля де Бюкуа, и от его дочери Анжелики, похищенной Лакорбиньером, и от родового замка, по чьим развалинам я совсем недавно бродил…

Да и от аббата графа де Бюкуа, чью краткую биографию я здесь привел — того самого аббата, которого г-н д'Аржансон в своих донесениях именует мнимым аббатом де Бюкуа.

Книга, которую я приобрел на распродаже библиотеки Мотле, стоила бы куда дороже шестидесяти девяти франков двадцати сантимов, когда бы ее поля не были так жестоко обрезаны. Переплет как новый, на нем золотыми буквами вытеснена столь притягательная надпись: «Повесть о некоем аббате, он же граф де Бюкуа» и т. д. Своей ценой этот том в двенадцатую долю листа скорее всего обязан трем тощим тетрадкам, заполненным стихами и прозой самого автора и, поскольку их формат превышает формат книги, обрезанным до самого текста, что, однако, чтению не мешает.