Фрэнсис Фицджеральд - Отпущение грехов

— А я в этом не уверен. Мне приятно смотреть, как ты веселишься, но я не из тех мужчин, кого устроит роль… так сказать, сопровождающего.

— Ну почему это — сопровождающий! Я стараюсь угодить тебе, Том. Я-то думала, тебе хочется все время быть среди молодежи, чувствовать себя своим среди жителей Прованса, «спляшем карманьолу» [54] Из припева «Карманьолы» — популярной песни времен Великой французской революции. и всякое такое.

— Но ведь карманьолу с тобой плясал Рикар. И совсем не обязательно было его сегодня целовать.

— Но ты же был там… ты же видел. Я не тайком, а при всех.

— Мне это не понравилось.

— Ах, Том, прости, если я сделала тебе больно. Но это же только игра. С мужчинами иногда трудно избежать таких моментов. Чувствуешь себя полной дурой, если начинаешь дичиться. Просто это Прованс, и такой чудесный вечер… и я ведь больше никогда его не увижу, еще только три-четыре дня!

Он медленно покачал головой:

— Нет, хватит. Мы, пожалуй, вообще с ним больше не будем встречаться.

— Как?!

Что у нее в голосе — ужас или облегчение?

— Что ж, хорошо, Том… ладно. Тебе виднее.

— Значит, договорились?

— Ты совершенно прав, — сказала она через минуту. — Но по-моему, до его отъезда все же стоит еще раз с ним повидаться.

— Я завтра с ним встречусь, — угрюмо сказал он. — В конце концов, ты уже не ребенок — как, впрочем, и он. Ты не девочка, которая, впервые выехав в свет, теперь не знает, как утихомирить несчастного воздыхателя…

— Тогда почему бы нам не уехать куда-то, до тех пор пока он не отправится в часть?

— Ты предлагаешь мне бегство? Хорошенькое начало семейной жизни!

— Ладно, поступай как хочешь, — сказала она, и при слабом отсвете звезд он сумел разглядеть, каким напряженным сделалось ее лицо. — Ты ведь знаешь, Том, что больше всего на свете я хочу замуж за тебя.

Назавтра он столкнулся с Рикаром на рю де Прованс: оба, не сговариваясь, направились к столику ближайшего кафе.

— Я должен говорить с тобой, — сказал Рикар.

— Я тоже хотел с тобой поговорить, — сказал Том, но решил выждать.

Рикар похлопал себя по нагрудному карману:

— У меня здесь письмо от Тьюди, его доставил посыльный сегодня утром.

— Да?

— Пойми, Том, ты мне тоже очень нравишься… и поэтому очень грустно…

— Ну так что? — нетерпеливо перебил его Том. — Если Тьюди написала, что любит тебя…

Рикар снова похлопал по карману:

— Нет, этого она не говорит. Я могу показывать письмо…

— Я не хочу его видеть.

Оба уже начали терять самообладание.

— Из-за тебя Тьюди расстроена, — сказал Том. — Лучше бы тебе вообще не вмешиваться куда не просят.

Ответ Рикара был почтительным, однако в глазах полыхала гордость.

— У меня нет много состояния.

И тут — подумать только! — Тому стало его жаль.

— Она должна сделать правильный выбор, — сказал он мягко. — А ты мешаешь.

— И это я тоже понимаю. Я, наверно, раньше, чем можно, вернусь в часть. Попрошу у товарища самолет и полечу, а если разобьюсь, так будет лучше.

— Что за ерунда!

Они пожали друг другу руки, и Том скопировал его официальный поклон, этот легкий кивок, краткий, как воинское приветствие, когда отдают честь…

Через час он отправился в пансион за Тьюди. Она выглядела очаровательно в чернильно-синем муслиновом платье, ее серебряные волосы сияли поистине ангельским светом. Отъезжая от крыльца, он сказал:

— Я чувствую себя просто скотиной. Но нельзя же иметь сразу двух кавалеров, а? Это могут позволить себе молоденькие девушки — на танцах.

— Я понимаю. И хватит об этом, милый. Это все он. Я ничего не сделала такого, о чем не могла бы тебе рассказать.

Рикар сказал ему, в общем, то же самое. Но Тому не давал покоя тот образ, который она хранила в своем сердце.

Они поехали на юг, мимо скал, на которых, возможно, римляне выставляли наблюдательные посты, а возможно, тут прятались варвары, поджидая римских легионеров, чтобы забросать их камнями, если бы те решили пройти через ущелье.

А Том невольно себя спрашивал: «Интересно все же, кто из нас с ним римлянин, а кто варвар?»

…Внезапно над гребнем скалы показалась издающая слабый рокот точка… черная пчела, ястреб… нет, это был самолет. Оба рассеянно взглянули на него, подумав об одном и том же: уж не Рикар ли это отправился на свою морскую базу — в Тулон?

— Наверное, он. — Ее голос был тусклым и равнодушным.

— По-моему, очень похоже на старенький моноплан.

— О да, он может летать на чем угодно. Его выбрали для первого рейса в Бразилию, правда, потом полет отменили. Про это все газеты писали, еще до твоего приезда…

Она резко замолчала, потому что в воздухе теперь происходило нечто невообразимое. Пролетев над ними, самолет развернулся и вырулил назад, а еще через мгновение он стал выписывать медленно сужающуюся спираль, и было ясно, что ее фокусом была точка на шоссе примерно в четверти мили от них.

— Что это он затеял! — воскликнул Том. — Хочет забросать нас цветами?

Она не отвечала. А примерно через минуту и автомобиль, и самолет приблизились к одной точке. Том остановил машину.

— Если это один из его фокусов, давай-ка выйдем.

— Нет, он не…

— Но ты же видишь ?!

Самолет перестал пикировать и направлялся теперь прямо на них. Том схватил Тьюди за руку, пытаясь вытащить ее из машины, однако не успел: самолет уже нацелился на них, оглушая ревом и грохотом мотора, он завис на миг прямо над ними и тут же улетел прочь.

— Идиот! — крикнул Том.

— Он прекрасный летчик, — сказала она, и ни единый мускул не дрогнул на ее лице. — Он мог бы погибнуть.

Том опять сел за руль и некоторое время смотрел на Тьюди. Потом развернул машину и двинулся туда, откуда они только что уехали.

Долгое время они ехали в полном молчании. Потом она спросила:

— И что теперь? Отошлешь меня домой, в Америку?

Этот вопрос и ее кроткое простодушие смутили Тома. Как можно было наказывать ее за эту выходку, ведь она тут ни при чем, однако, когда Том развернул машину, именно это было у него на уме…

— А ты сама чего хочешь? — спросил он, сбавляя скорость.

На ее лице были беспомощность и обреченность, это выражение он уже видел десять месяцев назад, когда сообщил ей, что покойный муж не оставил ей ни гроша. И та же волна любви и жалости, что обрушилась на него тогда, теперь накатила снова. И он вдруг понял, что трагедия, оборвавшая ее замужество, настигла Тьюди так быстро, что она едва ли в полной мере осознала, что именно произошло, и на самом деле не прибавила ей зрелости. А защитив ее от последствий, он тоже не дал ей возможности повзрослеть.

— Ты просто девочка еще, — сказал он вслух. — И видимо, я сам сделал что-то не то.

В таком случае он обязан и дальше нести ответственность за ее судьбу. И хотя в глубине души он понимал, что она наверняка слишком откровенно кокетничала (как бы горячо ни отрицала этого), он не хотел ее терять. Напротив, он был рад, что нашел причину, по которой можно было ее не отпустить.