Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

Государь, обратившись ко мне, спросил, что я думаю. Я отвечал, что, при всем моем желании мирного выхода из настоящего затруднительного положения, я нахожу невозможным вместе с другими государствами спокойно выжидать, чтобы турки сами сделали что-нибудь хорошее для христианского населения. Митхада уже нет; что будут делать преемники его – неизвестно; нельзя же нам неопределенное время держать армию на военном положении; уже и до сих пор мобилизация нам стоит до 70 миллионов. Как же распустить армию, не добившись ничего? Из-за чего мы решились мобилизовать эту армию? Какой же будет благовидный повод, чтобы нам, без ущерба собственному своему достоинству, вложить в ножны уже обнаженный меч? Даже и в прежние кризисы в восточном вопросе, когда Порту вынуждали давать Европе формальные обещания, она потом смеялась над Европой и оставляла все свои обещания без исполнения. Чем же теперь успокоится Европа и в особенности Россия? Чтобы распустить нашу армию и объявить возникшее столкновение улаженным, нужно же иметь какое-нибудь, хотя бы для виду, формальное разрешение вопроса.

При этом я напомнил об одной телеграмме генерала Игнатьева, в которой было упомянуто, будто Порта намеревалась после закрытия конференций прислать в Петербург особое посольство. Канцлер подхватил это указание и сказал, что, само собою разумеется, это будет задачей дипломатии, что весьма можно возвратиться к мысли Игнатьева о посольстве. При этом наследник цесаревич вставил мысль о том, что было бы желательно воспользоваться случаем и окончательно упразднить трактат 1856 года, открыв свободный проход русским военным судам через проливы.

Беседа эта окончилась тем, что признали нужным еще подождать разъяснений: ответов на циркуляр князя Горчакова, хода прений в лондонском парламенте, направления нового правительства в Константинополе, а может быть, и новых сюрпризов на берегах Босфора; наконец, приезда генерала Игнатьева, которого ожидают в понедельник.

1 февраля. Вторник.В воскресенье приехал в Петербург дон Карлос, знаменитый претендент на испанский престол, виновник стольких бедствий, кровопролитий и зверств [113] Во время войны, развязанной доном Карлосом Младшим за обладание троном после смерти отца в 1868 году, в правительственных войсках его прозвали «карлистским чертом» за жестокость в отношении пленных и раненых. – Прим. ред. . В тот же день он представился государю, а вчера в честь его дан в Белой зале Зимнего дворца парадный обед с музыкой, хотя приглашенных было немного. Претендент имеет красивую наружность, он высокого роста, на вид лет тридцати; но во взгляде его есть что-то не внушающее доверия. Государь подвел меня к нему и представил; но разговор наш был непродолжителен; личность эта мне несимпатична. Вечером опять я видел его на балу у великого князя Владимира Александровича.

Сегодня имел я непродолжительный доклад у государя и не остался до приезда канцлера. Но, судя по присылаемым мне из Министерства иностранных дел копиям с полученных телеграмм и депеш, видно, что за последние два дня не произошло ничего рельефного. Сегодня приехал Игнатьев; появление его, как надобно надеяться, хоть несколько оживит нашу дипломатию.

2 февраля. Среда. Пользуясь свободным утром, я поехал к Игнатьеву, но, к сожалению, не застал его дома. Возвратившись к себе, я узнал, что он также был у меня в мое отсутствие. Получив приглашение к обеду у их величеств, я догадался, что встречусь там с Игнатьевым, в чем и не ошибся. Кроме него и меня, приглашен был еще генерал Альбединский. Само собою разумеется, что Игнатьев faisait les frais de la conversation [114] Пустился в разговор. – Прим. ред. ; он описывал разные эпизоды из заседаний, впрочем, большей частью уже известные. Из моих с ним разговоров а parte заметно, что ему хотелось бы теперь вести лично переговоры в Берлине, Лондоне и Париже. Может быть, действительно было бы ведено им успешнее, чем ведется на бумаге нашим престарелым канцлером.

3 февраля. Четверг.Сегодня присутствовал на балу в Зимнем дворце (в концертном зале). Внимание публики более всего было обращено на дона Карлоса и Игнатьева. Последний, передавая мне свои разговоры с канцлером, насмехался над ним и его выходками против меня.

6 февраля. Суббота. После моего доклада государь при мне же принял князя Горчакова. По мнению государя, последние известия неутешительны; по всему видно, что Англия хочет опять затянуть дело. Наш канцлер со своей стороны, желая la paix à tout prix [115] Мира во что бы то ни стало. – Прим. ред. , старается отнять у государя всякую надежду на союзников и при всяком случае предостерегает от предательских замыслов не только венского правительства, но и берлинского. Князь очень настаивал, чтобы государь потребовал у министров письменного изложения мнений о настоящем положении дел и предстоящем нам образе действий, особенно же от министров финансов и военного. Он говорил, что в его лета слишком тяжело одному нести ответственность в столь серьезный момент; и в то же время требовал, чтобы я предъявил сведения о положении наших военных сил и расходах – как уже произведенных по случаю мобилизации, так и предстоящих в случае войны. Я ответил, что сведения эти не затрудняюсь ему доставить хоть сейчас.

Государь не придал особенного значения заявлению канцлера и сказал, что желает в будущий вторник выслушать словесные наши объяснения, предполагая пригласить к совещанию и генерала Игнатьева.

Постараюсь ко вторнику приготовить две записки: одну – в виде справки для наших дипломатов, которые позволяют себе порочить наши военные силы, не имея о них ни малейшего сведения и не понимая вовсе существа дела; другую – собственно мое мнение о настоящем политическом положении нашем и плане действий. Редактирование этих записок поручил генерал-лейтенанту Обручеву и полковнику Лобко.

8 февраля. Вторник.Вчера и сегодня заезжал в Академию Генерального штаба и присутствовал на испытании оканчивающих курс офицеров. Испытания эти состоят в решении стратегической задачи, которую каждый офицер должен устно объяснить; затем следует выслушать критические замечания профессоров.

Обручев и Лобко быстро исполнили порученную им работу; обе записки готовы были уже вчера утром, а сегодня при своем докладе я предупредил государя, что к назначенному сегодня же совещанию приготовлены, согласно с желанием канцлера, две записки. Всё вышло очень кстати. Уже вчера Игнатьев, приехав ко мне, чтобы выведать мой взгляд, сказал, что князь Горчаков приготовил свою записку к нынешнему совещанию. Сколько известно Игнатьеву, канцлер, желая lla paix à tout prix , клонит к демобилизации войск, по возможности безотлагательной, в чем поддерживает его сильно Рейтерн. Игнатьев высказывался, напротив, в том же смысле, в каком изложена моя записка: что демобилизовать армию невозможно, не достигнув никакой, хотя бы для вида, уступки со стороны Турции и торжественного с ее стороны выражения желания примириться с Россией.