Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

— Что случилось?..

— Ты о чем?

— Ну, с общиной. Ведь я же ничего не знаю…

Бенито приставил винтовку к стене, положил шляпу на скамью и сел в ногах постели. Алькальд рассказал о беде общины, и по замечаниям, которые вставлял Бенито, ему становилось все яснее, что в этой стриженой голове мысль работает четко. Жена Яку приготовила горшок картофеля с перцем, а вскоре Хуанача принесла копченого мяса. Бенито вспомнил не только вкус земли, но и вкус братского участия, от которого он давно отвык, и немного смягчился. Беседа была долгой. Клементе Яку рассказывал о делах со всем старанием, какого заслуживал сын старого Росендо. Мы, со своей стороны, прислушиваясь к разговору, попробуем разобраться в том, чего до сих пор еще не знали.

Суд все тянулся. Поговаривали, что дон Альваро Аменабар хочет заполучить пеонов, чтобы выращивать коку на берегах реки Окрос. Землю, где находился рудник, продали ему, как только его сын прошел в депутаты. Потом, уничтожив документы общины, он потребовал доказательств ее прав на землю, а Корреа Сабала в ответ потребовал доказать права самого имения Умай. Бумажная волокита тянулась несколько лет. Судья вынес решение против общины. Тогда послали апелляцию в верховный суд провинции. По настоянию Сабалы курьера сопровождали двадцать жандармов, выделенных супрефектурой, и общинники, которые вызвались добровольно. Среди них, пряча карабины под пончо, шли Доротео Киспе, Элой Кондоруми и еще несколько человек из банды Васкеса, которые после смерти своего главаря осели в общине.

Эваристо Маки, кузнец, умер от рома. Работал он мало и плохо, а однажды от искр из горнила сгорел его дом. Аврам Маки, Крус Мерседес и многие другие умерли от испанки, которая ходила по гористым районам в 1921 году. Болезнь была очень заразна и косила людей, главным образом — колонов, ослабленных малярией. Индейцы говорили, что испанка — это женщина в белом, которая скачет ночами по пуне на белом коне и сеет болезнь. Совсем недавно, всего неделю назад, умер Гойо Аука, но не от испанки. Перекатывали камни для ограды, и он, кичась своей силой, захотел сам катить очень большой валун, надорвался и прожил после этого только два дня. Лечила теперь общинница Фелипа. А Нарцисса Суро объявилась в округе Уйюми, подтверждая тем самым, что ведьмы долголетни. Престиж ее поднялся после одного случая, связанного с авиацией. Аэроплан, посланный против Бенеля, сошел с курса в тумане и приземлился в пампе близ Уйюми. Индейцы очень испугались странно одетых людей, которые умели летать, и когда аэроплан только оторвался от земли, откуда-то выскочила черная корова, и об нее задело колесо. Аэроплан потерял равновесие и упал, винт и крыло треснули, а летчики — один сломал нос, другой — плечо. Корова в страхе убежала, воздухоплавателям пришлось пересесть на лошадей, а бесполезный аэроплан остался на попечении губернатора. Вскоре после этого Нашу Суро видели с завязанной рукой, и крестьяне стали поговаривать, что это она обернулась черной коровой, чтобы погубить диковинную штуку. Но и у нее были недруги, поскольку дон Хервасио Местас обличал ее с амвона. К тому же священник завел лавку, где было аптечное отделение, и объяснял, что вера в снадобья, изготовленные с помощью черной магии, — большой грех. Помня неудачу с Аменабаром, Наша поостереглась предсказывать ему конец, В своем отношении к нему она держалась середины между сдержанностью и презрением, а пока пожинала плоды победы над авиацией.

Что касается судебного дела, здесь можно было на многое надеяться. Люди высказывались в пользу общины, в том числе Сенобио Гарсиа, который после всего пережитого невольно вспоминал общинников. Он уже не был губернатором, но сохранил кое-какое влияние, а вот Бисмарк Руис все влияние потерял. Обвиненный семьей Кордова в сговоре с доном Альваро, он понадеялся было, что тот примет его к себе на службу, но прогадал. Корреа Сабала, отвергнутый всеми состоятельными людьми, жил очень плохо, и ходили слухи, что он защищает бедных просто назло богачам. Однако, не боясь городского злословия, Сабала сообщал индейцам обо всем, что могло интересовать их. Дон Альваро не получил поддержки и не стал сенатором — ему перешел дорогу родственник президента, но Оскар Аменабар держался в депутатах. Его нерушимая приверженность Пардо [40] Пардо Барреда Хосе (1864–1947) — перуанский политический деятель, дважды был президентом страны. сменилась пылкой верностью Легии, и он выступал с речами, величая своего нового любимца сверхчеловеком и гением. У него оказались недюжинные политические способности.

— Вот, Бенито, — сказал алькальд, завершая свой рассказ, в котором, как уже заметил читатель, мы передаем лишь неизвестные нам ранее детали, — какие у нас дела… Самой тяжелой утратой для всех была смерть нашего дорогого Росендо. Но, помня, чему он нас учил, мы пашем землю и так вот здесь живем…

Бенито вернулся домой. Полуденное солнце сверкало над острым пиком Руми. Завет старого алькальда прозвучал наказом для его приемного сына. Дух Росендо еще жил в этом мире, вознесшись на вершину вечной горы. С нежностью вспоминая его, Бенито исполнился еще большей любви к земле и к детям земли, которых не покорили никакие беды. Ложась на шуршащие простыни, он подивился, как тиха его скорбь о Росендо. Но потом понял, что это не полная утрата — дух Росендо остался в общине. И с этой мыслью он спокойно уснул.

На следующее утро Бенито почувствовал, сколько им пережито за последние два дня. Он выстрадал исход общины, прошел через годы ее борьбы, разделил с нею тревоги и горести и почерпнул новые силы в животворящей мощи земли. А теперь, под навесом, пока солнце завладевало пампой и тень жалась к горам, его ждали все оставшиеся в живых Маки и еще Чабела, Эулалия, Маргича, Порфирио Медрано, Доротео Киспе и другие общинники. Хуанача радостно угощала их. Потом вышел Бенито, без пончо, в красном шелковом платке, небрежно обвивавшем шею, и широкополой шляпе немного набекрень. Вид у него был хоть куда, и гости оживленно зашевелились. Он приветствовал всех и с каждым перекинулся словом.

— А, Порфирио Медрано!.. Наш дорогой Росендо тебя очень ценил. Он мне однажды сказал в шутку: «Порфирио не сдвинут с места и десять быков».

Порфирио отозвался:

— Да, Росендо был прекрасный человек, но для меня пришли дурные времена, мне перестали доверять… Мой сын Хуан пошел по свету искать свою судьбу, да так и не вернулся. Я уж поседел от горя, а больше всего от недружелюбия общины, ведь я так ее любил…

Бенито, приблизившись к Чабеле и обняв за плечи, сказал:

— Все мы натерпелись. Я не собираюсь произносить громких слов, но, думаю, кое-что можно придумать… Ну, а ты, Доротео? Я слышал, ты был молодцом…