Георгий Караславов - Избранное. Том второй

Старый Лоев долго размышлял о разговоре Илии и Добри Гашкова. И хотя молодой фронтовик и старый сельский богач вроде бы не сказали друг другу ничего обидного, расстались они как после смертельной ссоры. Это не было столкновением из-за какого-то случайно вылетевшего резкого слова. Никто не затронул ничьей чести или доброго имени, однако в размолвке таилось что-то новое и опасное. Лоев чувствовал это, но понять пока не мог. Он только видел, что в тот день оборвалась некая невидимая нить, столько лет связывающая его со старым другом и побратимом.

Прав был Илия! Сто тысяч раз прав! Ошибается Добри Гашков. Видит только то, что у него под носом, не умеет смотреть вперед. До сих пор Лоев считал его большим знатоком в политических вопросах, а тут вдруг стало ясно, до чего же он серый и отсталый. Мир идет вперед, а этот топчется на одном месте. И даже назад тянет. «Хочет повернуть жизнь назад. Реакционер!» — сказал про него Илия. Лоев долго думал над этими словами сына. И тут он был прав. Реакционер! А ведь и правда, реакционер! Нелегко было Лоеву думать так о своем старом друге и товарище по партии, но что верно, то верно.

Потом, вернувшись от Гашковых, Лоев имел с сыном долгий и обстоятельный разговор, после которого старику показалось, что он только что закончил какую-то высшую школу.

— Русские большевики взяли землю у богатых и отдали ее бедным крестьянам, — разъяснял Илия отцу. — Земля, сказал Ленин, должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает.

Значит, русским беднякам дали землю. Вот в чем сила большевиков! Народ с ними и они с народом… Нет, пусть себе Добри Гашков тявкает, сколько хочет, пусть болтает, что вагон евреев заварил всю эту кашу в России!.. А этот Ленин, интересно, что он за человек?

Да, вот почему Добри Гашков ярится. Заранее дрожит за свою землицу. И он прав. Не зря же говорят люди, что коли медведь заберется к соседу, готовься и ты его встретить. А это не просто лесной медведь, а громадная белая медведица, сибирская. Потому-то и Божков говорит, что новая русская власть — это власть антихриста.

Лоев рассказал жене о стычке между Гашковым и Илией. Вернее, даже не сказал, что была стычка, а лишь намекнул, что Гашков говорил одно, а Илия другое, и что они так и не пришли к согласию, а теперь, похоже, побратим немного надулся. Старуха сразу догадалась, почему муж завел об этом речь, и тут же представила себе, чем все это может кончиться.

— Не мог уж помолчать! — упрекнула она скорее отца, чем сына. — Да и ты хорош, прикрикнул бы на него, толкнул бы незаметно, что ли…

— Чего мне было его толкать. Они ведь о политике говорили. Из-за России не поладили.

— России! — перебила его жена. — Все равно, нечего было на рожон лезть. Разве можно нам сейчас наперекор Добри идти? Мы же нашу Тинку к ним в дом отдать собираемся… Вот приедет Русин и сыграем свадьбу…

— Да никакой ссоры и не было, — попытался Лоев смягчить удар. — Побратим говорил, что новая власть в России плохая, а наш — что хорошая.

— Ну и сказал бы тоже, что плохая, ему-то какое дело, что за власть в России! — старуха дивилась неразумию сына. И накинулась на мужа: — А ты что же, так и молчал все время?

— Молчал. А чего тут говорить? — пытался оправдаться старый Лоев. Да, кажется, они с Илией тут и правда дали маху. Не навредило бы это доброму делу, что намечалось между Тинкой и Русином. Но ведь иначе Илия вроде сам себе в лицо плюнул бы и поджал бы хвост, как побитая собака. Хоть и расстроенный сердитыми словами жены, Лоев не жалел, что Илия выступил против надменного богатея.

— Ведь мог же ты сказать, что Илия не прав, что он еще молод, не разбирается в таких вещах… Сказал или нет? — Она была похожа на наседку, готовую броситься на каждого, кто попробует отнять у нее цыпленка.

— Нет, — тихо, но твердо ответил Лоев.

— А почему? — не отставала жена, настойчивая, упрямая, рассерженная.

— Потому что Илия был прав, ясно тебе?

— Ясно! — Она скрестила на груди руки, охваченная отчаяньем и гневом. — Мне ясно, что ты совсем выжил из ума и готов расстроить доброе дело… Вот что мне ясно.

«Неужто и вправду из-за нас расстроится свадьба?» — виновато сжавшись, подумал Лоев.

— Не могу я кривить душой! — наконец повысил он голос, в котором еще чувствовалась неуверенность. — Молчал, и то хорошо. А надо бы и мне сказать Гашкову прямо в глаза, что Илия прав. И все тут.

— Кому ж это ты пакостишь, скажи на милость? Родному дитяти. Отец называется…

— Если я им такой, как я есть, не нравлюсь, то для моей дочки найдется муж и в другом месте! — раздраженно ответил он.

— Ба! — презрительно смерила его взглядом жена. — Как же! Где ж это она еще найдет себе такого хорошего, разумного парня, такое богатство, такой дом и такую семью без золовок — всего-то одна, да и та за тридевять земель… Да есть ли в твоей тыкве хоть капля ума?

Старик уже совсем оправился, решив, что ничего дурного он не сделал. Однако он сдержался, ничем не ответил на женины слова, не вскипел, не взорвался. К тому же ведь и то правда — другого такого мужа Тинке не найти. Илия говорил умно и верно, но, кто знает, действительно ли он до такой степени прав в этом споре о новой русской власти? Все смешалось в этом мире, и что там таится на дне, пока еще никому не видно. А вдруг Илию ввели в заблуждение, обманули, и завтра дела повернутся по-другому и окажется, что эти самые большевики ничего сделать не могут?..

Долго еще старый Лоев не находил себе места. И не потому только, что своенравный сосед мог не на шутку рассердиться и расстроить Тинкину свадьбу. Что-то другое, гораздо более важное и значительное, беспокоило его. В его жизни произошла какая-то перемена, но какая, этого он никак не мог толком понять. Старик сознавал, что это случилось после победы новой власти в России, после разговоров с сыном, после всех этих долгих тяжелых лет. Время от времени он по-прежнему заходил к Гашковым, но больше приличия ради, чем по душевной склонности. Да и Добри Гашков, хотя о политике они теперь говорили мало, все время был чем-то недоволен, задумчив и вообще не в настроении. Он снова занедужил, горбился, бывали дни, когда его лицо становилось землистого цвета. То и дело жаловался, что люди стали нечестными, лживыми, вороватыми. Говорил, например, что испольщики тайком обмолотили рожь и спрятали ее от него и от реквизиционной комиссии, табаку, вместо половины, отдали ему не больше трети, а один батрачонок из другого села, упрямый и злобный, связался с дурной компанией, водил ее на ток и там угощал. А он, Добри Гашков, не смеет не то что его выгнать, но даже обругать, потому что как раз этот батрачонок и рыл ему ямы, в которых спрятано зерно. Скажи ему поперек хоть слово, сам же и пострадаешь. Эти либералы, засевшие в общине, только и ждут, чтоб подловить на чем-нибудь надменного русофила.