Георгий Караславов - Избранное. Том первый

Раньше Юрталан сердился на сына. Стойко был гораздо более рьяным политиком, регулярно ходил на партийные собрания, бегал по выборам и митингам, ожесточенно спорил в корчмах и на перекрестках. С одной стороны, Юрталан радовался, что Стойко немного пообтешется, привыкнет говорить с людьми, с другой — косился на него за то, что он запускает работу.

— Где был? — спрашивал Тодор сына с напускной строгостью, когда тот приходил поздно.

— На собрании.

— Собрание тебя хлебом не накормит!.. — сердился отец, но и Стойко понимал, что сердится он не всерьез.

Юрталан всегда считал, что политика, предвыборные дела отнимают слишком много времени.

«Подождите, — говорил он теперь. — Я покажу этой собаке Пандурову, он запомнит, кто такой Тодор Юрталанов!»

И он начал чаще захаживать в корчмы и кофейни, толковал в сторонке с соседями и приятелями, напоминал о себе старым друзьям по военной службе, по фронту. Теперь он охотно беседовал с людьми, на которых раньше и смотреть не хотел. Юрталан строил различные планы насчет выборов, угрожал Пеню Пандурову, распалялся и все сильнее и сильнее увлекался этой борьбой. «Время потеряю, истрачусь, но луг не отдам!» — грозился он кулаком.

— Как у вас там дела, молодежь? — спрашивал он у Стойко.

— Ничего дела, только вот… — И Стойко жаловался, что не все идет как следует, некоторые хотят увильнуть от борьбы, подлизываются к старосте, хитрят, чтобы получить хорошее местечко…

— Всегда так! — ворчал Юрталан. — У кого в руках кость, около того и собаки.

Выборы близились, и в село уже приезжали агитаторы из города, собирали мужчин, держали перед ними зажигательные, смелые речи. Народ зашумел, посыпались жалобы, наговоры, угрозы, брань.

Юрталан не очень доверял агитаторам своей партии, — они являлись как нежеланные гости, за которыми водились старые грехи, разражались потоками фальшивых и пустых фраз и уезжали, не оставив никакого огонька в сердцах своих слушателей.

— Давай мост, мост давай! — издевался над ними кое-кто из крестьян, намекая на старые невыполненные обещания.

Юрталан рассчитывал на свое слово, надеялся, что голоса ему принесет его личное влияние. Многие работали у него поденщиками, состояли издольщиками, многие занимали деньги под проценты и хлеб нового урожая. Теперь Юрталан, любезный и разговорчивый, заходил по вечерам к ним домой, оставлял по десятку бюллетеней и, указывая пальцем, говорил:

— Вот мой бюллетень, тут моя фамилия…

Как-то вечером он зашел к Цырвенаковым. Они встретили его как кума, не знали, куда и посадить. Добра засуетилась, натаскала подушек, осторожно подмела стареньким веником пол, твердя вполголоса, что они не ждали такого дорогого гостя, и глазами подавая знаки своим дочкам. Те бегали взад и вперед, подавали посуду, послушно и застенчиво помогали матери. Они понимали с одного ее взгляда, что и откуда принести, когда принести, куда поставить.

Накрыли на стол, и Юрталану пришлось откушать хлеба-соли — ничего не поделаешь. У Цырвенака был еще зять и четыре брата, и всем им Юрталан должен был дать по бюллетеню со своим именем. И не просто дать, а и заставить голосовать. Было у хозяина и еще много всякой родни: два шурина, дядья, двоюродные братья…

Поели, закурили, и Юрталан завел разговор о политике, о выборах в общину и о проделках старосты.

— Ты ведь меня знаешь! — Юрталан посмотрел на Цырвенака и ударил себя кулаком в грудь. — Мне власти не нужно, и в чиновники я не лезу, потому что все они захребетники и лодыри. Но как посмотрю я, до чего докатились наши общинные деятели, сердце у меня кипит от злости. Подожди-ка, думаю, дай мы соберемся с силами, а то те такую кашу заварят, что неизвестно, как ее расхлебывать.

Добра смотрела Юрталану в рот, Петра покусывала кончик платка и тоже слушала, чуть отвернувшись. Кичка поглядывала на него исподлобья, и на ее губах играла легкая, еле уловимая улыбка. Глаза щурились лукаво, недоверчиво и насмешливо. Сам Цырвенак, наставив ухо, медленно, с наслаждением затягивался и все наклонялся к Тодору, будто был немного глуховат.

— Этого пса Пандурова надо не только из общины выбросить, из села его надо выгнать… Попомни мое слово — он нас продаст и заложит со всеми потрохами. С чего это он столько лет жил припеваючи, когда у него всего пятьдесят декаров земли? Разбойничал!

Добра легонько и неопределенно кивнула головой, так же легонько и неопределенно кивнул и Цырвенак. Юрталан вытащил из-за пояса пачку бюллетеней и подал ему.

— Вот тут я! — ткнул он пальцем в свою фамилию.

Цырвенак нерешительно взял бюллетени и пожевал губами, пристально вглядываясь в напечатанные буквы.

— А… для чего так много? — спросил он вдруг, покраснев. — Мне одного хватит.

— Раздай их… Обойди родню, приятелей… Еще мало тебе будет, коли постараешься. Возьмем вот общину в свои руки, увидишь тогда…

— Да ведь… сказать по правде, и от вашей власти проку мало было, — вырвалось вдруг у Цырвенака.

— Ну, старое забудь! — махнул рукой Юрталан, с удивлением на него глядя. — Теперь другое дело — общинное, наши кровные интересы… Я… Уж ты-то меня знаешь…

— Да, Тошо, я тебя знаю, — веско заметил Цырвенак, — очень даже хорошо тебя знаю, но дело тут не в знакомстве и не в приятельстве… Важно, как человек думает…

— Что значит — «как человек думает»? — переспросил сбитый с толку Юрталан.

— А так вот, — усмехнулся Цырвенак, глядя ему прямо в глаза. — Убеждения другие…

Юрталан вскипел и еле усидел на месте, но сдержался.

— Хорошо, — с дрожью в голосе сказал он, — теперь я узнаю, кто мне настоящий друг.

— Правильно, — хитро поддакнул Цырвенак, — на выборах узнаю́т и друзей своих и врагов.

— Слушай, — внушительно и с легкой угрозой сказал Юрталан. — Я к тебе пришел впервые, а ты ко мне каждый день ходишь.

— Что верно, то верно… Нельзя человеку без людей…

— Если хочешь, чтоб мы больше не знались…

— Почему же нам не знаться, Тошо! — развел руками Цырвенак. — Одна груша, слышь, рассердилась на свои корни и в сильную жару засохла…

— Ты мне обещай, чтоб я знал…

— Нынче и тот, кто обещает, может подвести, — все так же хитро и двусмысленно ответил Цырвенак. — Времена такие, да и голосование придумали — тайное…

— Воля твоя! — проворчал Юрталан, собираясь уходить. — Но неужели ты за меня не опустишь, когда я тебе столько помогал…

— Ну, мы, пожалуй, больше тебе помогали, дядя Тошо! — откликнулась Кичка. — Сколько работали на тебя!

— Ладно, так и запишем! — пропыхтел Юрталан. — Вы мне помогали, а я вам нет…

Впервые, с тех пор как Юрталан втянулся в предвыборную суматоху, он вернулся домой, кипя от злости, неуверенный в своей победе… Уж если Цырвенак, которого он считал самым надежным своим человеком, так отвечал, чего тогда ждать от других… А до сегодняшнего вечера ему казалось таким простым и легким делом обойти избирателей, поговорить с ними, погладить по шерсти и пообещать то-другое, чтобы привлечь их на свою сторону. Теперь он понял, что угодливые улыбки, низкие поклоны и славословия при выпивках в корчмах да кофейнях были сплошным надувательством.