Георгий Караславов - Избранное. Том первый

Хотя староста и задержался на своем месте в селе, но долга не возвратил. Луга слились с общим пастбищем. Пеню, виновник отчуждения, свободно ходил по селу. Не желая озлоблять общинную власть, Юрталан махнул рукой на свои деньги. Но при встречах со своим прежним приятелем и покровителем низко ему кланялся и цедил презрительно:

— Мошенник!

Теперь Юрталан окончательно распростился с лугом, но боль от этой потери то и дело напоминала о себе, как боль от глубокой старой раны. И когда ему случалось проходить мимо, он с тоской смотрел на истоптанный луг, с которого собирали когда-то лучшее сено во всей округе, закрывал глаза, и в его памяти вставали крепкие и высокие колья с четырьмя рядами колючей проволоки…

Занятый работой, дрязгами, политической борьбой, Юрталан и не заметил, как промчалось много дней, месяцев и лет. Алекси окончил четырехлетнюю школу и поступил в прогимназию. В самые тяжелые и грустные минуты он был единственным утешением отца. На двойках, на тройках он кое-как дотянул до седьмого класса. Юрталан уже начал строить планы, в какой город и в какое учебное заведение определить теперь сына. Ему очень хотелось отдать Алекси в техническое училище, но Тоню, его зять, настаивал на коммерческом. «Я часто езжу в Пловдив, — говорил он, — у меня там много друзей, мы будем присматривать за парнем, и дело дойдет… Торговля — это хлеб, это будущее…» Но Алекси испортил радостное настроение отца и расстроил все его расчеты, оставшись в седьмом классе на второй год.

— Эти паршивые учителя умеют только жалованье получать. Я бы всех их послал гусей пасти, попадись они мне в руки, — ревел Юрталан, почернев, как головня, от злобы и отчаяния. — А ты, осел, дармоед! — наскакивал он с кулаками на Алекси. — И тебя бы нужно выдрать как следует, показать, где раки зимуют! Держу двух батраков, оберегаю его от работы как от огня, — только бы учился, шел вверх, а он так осрамил отца!..

— Хватит, Тошо! — заступилась Юрталаниха. — Ну, остался и остался. Пускай подрастет… Мал он еще.

— Мал? Подрастет? — вскипел Юрталан. — В тебя, видно, пошел — тупица тупицей!.. Эх-хе-хе! А я хочу сделать из него человека, ученым сделать!..

Дни и месяцы проходили в труде, в мелких заботах. Юрталан снова проторил дорогу в город, возвращался молчаливый и сердитый и время от времени что-то подсчитывал, бормоча себе под нос. Стоило ему сесть, он сразу же вынимал карандашик, долго и сосредоточенно выписывал какие-то цифры. Люди говорили, что он собирается купить в городе дом и магазин для зятя. И правда, к нему стал часто наведываться Тоню. Они уединялись со стариком и часами шептались с деловым и важным видом. Говорили оживленно, но тихо. И сейчас же замолкали, если кто-нибудь подходил, не зная, на что перевести разговор. Дважды у них подолгу гостила и Мика с детьми. Старший мальчик ее уже поступил в школу, а двое младших еще цеплялись за подол. Она заметно постарела и стала еще ленивее и надменней. Севда с улыбкой прислуживала ей, но в душе ее проклинала. «Уселись на нашу шею», — негодовала она. Не зря, видно, люди говорили, что Юрталан купит зятю в городе дом. Юрталаниха нянчила внучат, ходила по пятам за дочерью, заглядывала ей в глаза.

— Мика, ты не проголодалась, доченька? — спрашивала она, хотя они только что встали из-за стола.

Работая по дому, Севда следила за каждым их шагом, прислушивалась к разговорам. Как-то Юрталаниха принялась перебирать в сундуке старые и новые платья, встряхивала их и разглядывала. Мика наблюдала за ней со стороны.

— Будет, мама! Дай мне вот это, я перешью для детей, — сказала Мика.

— Нет, доченька, нет, — важно и наставительно заметила старуха. — Ты ведь в город поедешь, так нельзя. Для деревни это хорошо, а в городе разве ты станешь в таком водить детей?

— Ну и в городе не все в телках ходят.

— Погоди, был тут у меня один отрезик для тебя, да что-то я его не вижу.

— Может, Севда взяла?

— Очень даже просто! — старуха развела руками и задумалась. — Давненько уж я его не вижу… а ничего из него не шила, нет, не шила.

Севда вся сжалась от обиды, из глаз ее хлынули слезы. «Пропадите вы пропадом!» — вырвалось у нее зло и беспомощно.

Огорчал ее и Стойко. Бегает дни и ночи, не зная ни сна, ни отдыха, с головой ушел в договоры да препирательства с батраками, поденщиками и издольщиками. Уходит из дома на заре, возвращается в полночь, валится в постель и тотчас же засыпает.

Севда, ласкаясь, обнимала его, целовала с жарким трепетом. Порой она впадала в отчаяние и мучилась страшными, жестокими сомнениями. Не отталкивает ли он ее? Может, не нужна ему больше? Почему он охладел к ней? Потому, что она не родит ему ребенка? Но в чем тут ее вина, от нее ли это зависит? О, если бы она могла! Она жизнь свою готова отдать за жизнь крошечного, желанного, бесконечно дорогого маленького существа!.. За что она так жестоко наказана? И чем другие лучше ее? Почему самая бедная женщина, бродячая цыганка — счастливые матери, а она, красавица, по которой вздыхали все парни в селе, она, гордая сноха Юрталана, уже столько времени ждет напрасно?.. А тут еще Стойко отворачивается, не хочет больше на нее смотреть…

«Нет! — слезы душили Севду. — Он устал, измучен работой, недосыпает!..» И тяжкая однообразная жизнь в кулацком доме становилась для нее невыносимой.

— Не могу, не могу больше! — жаловалась она своей матери. — Ни красы, ни радости нет в этом доме…

— В закромах там полно! — наставляла Казылбашиха. — Вот на что смотри!

— Ох! Ох! — всхлипывала Севда. — Всего там полно, только жизни нет.

— Было бы что есть и пить! — кипятилась старуха. — Чего тебе еще надо? Одета как царица, все расступаются перед тобой, уважают тебя, — стыдно и грешно жаловаться!

— Одета, говоришь? Зачем мне эти платья, когда свекор только сопит, как буйвол, мать молчит, даже Алекси и тот стал дуться… Ни от кого доброго слова не услышишь.

— Зато муж у тебя хороший! Разве он с тобой не носится как с писаной торбой? Ну! А остальные — бог с ними, пусть делают что хотят.

— Он хороший. Мой Стойко очень хороший, — тихо говорила Севда и вытирала покрасневшие глаза.

Но было за что жаловаться и на него. Много всего накопилось у нее на сердце, но с чего начать, как сказать об этом? Правильно, Стойко хороший, заботится о ней, не ругается, не грубит, не пьянствует и не гуляет по ночам… Если иногда и поздно возвращается, то из-за работы… Правильно, если так смотреть, Стойко хороший муж. Но Севде этого было мало, не могла она жить только этим… А если бы рассказать матери, как Стойко на нее глядит, как слова ей не скажет, старая не поверила бы своим ушам. «Золотой муж у тебя, доченька!» — сказала бы она.

Много горя лежало на сердце у Севды, но кому довериться, кому сказать об этом?