Георгий Караславов - Избранное. Том первый

— Ну как, легче тебе теперь? — спрашивал иногда Юрталан, глядя на него с каким-то особым выражением. Стойко что-то бормотал в ответ и отворачивался: его смущали холодные и безразличные глаза отца…

Зимой Стойко поправился немного, отечность прошла, лицо посвежело. Он стал подсаживаться к столу и, как кот, крадучись, подцеплял что-нибудь недозволенное.

— Возьми, возьми, ничего не случится! — уговаривала его мать, пододвигая тарелки.

— Смотри опять не разболейся! — строго останавливала Севда.

— Не говори так! — хмурилась свекровь. — А то и болезнь имеет уши…

— Ничего, я только чуть-чуть, — отвечал Стойко и опять тянулся к еде.

— Ешь, милый, ешь! — поощряла его мать. — Что было, то прошло, пусть зло под камнем лежит.

В начале весны у Стойко снова появились отеки.

— Что-то ты побледнел, — заволновалась Севда. — Ох, этот проклятый табак, опять ты за него взялся. Наберись терпенья, брось ты его.

— Пустяки! — успокаивал ее Стойко. — Я теперь здоров, это не от болезни…

А когда заболел старый батрак, Стойко поднялся и пошел пахать — нельзя же было в такое горячее время держать пару волов в хлеву. С этого дня он опять взвалил на себя все заботы по хозяйству. Вставал рано, работал целыми днями, возвращался поздно, усталый, изнуренный, ложился и засыпал как убитый. Он ел сало и брынзу, чеснок и лук — ведь другого с собой в поле не возьмешь!

И он опять обрюзг, опух, ноги отекли. Есть не хотелось, все время тянуло прилечь, отдохнуть. К лету он совсем ослабел, пожелтел, как дыня, стал неповоротливым и сонливым. Под конец не выдержал и слег.

— Так и я бы согласился поболеть! — едко замечал Юрталан. — Зимой здоровехонек, а летом сидит дома, как наседка.

Севда заволновалась. Нет, не выздоровел Стойко, вернулась к нему эта проклятая болезнь! А Юрталан хмурился, глядя на сына, который продолжал лежать в самую горячую пору, ворчал что-то про себя и уходил, не сказав ему ни слова. «Господи, какое же у него черствое сердце! — мучилась Севда. — Ладно, я буду работать за Стойко, лишь бы он его не трогал!» И она старалась изо всех сил, хваталась за все что ни попало, изводила себя работой. Но рука у нее была слабая, — где ей было заменить мужа в его каждодневных спорах с батраками, поденщиками и издольщиками…

— Мама, — просила она свекровь, — повезем его в Софию, пускай доктора скажут, что у него за болезнь.

— Не доктора ему нужны, нет! — нараспев отвечала старуха. — С каких пор твержу, — надо его к ходже отвезти, чтобы тот полечил наговором на расплавленной пуле, да нешто вы слушаете меня!

Севда молча, с болью в сердце уходила к себе в комнату и беззвучно плакала, обливаясь слезами.

Алекси учился плохо. Тоню целую неделю бегал, чтобы определить его в коммерческое училище. На квартиру он его устроил к своему приятелю-торговцу, тоже эновчанину, отец которого давно переселился в город. Этот торговец взялся опекать Алекси, следить за ним и спрашивать учителей об его отметках и поведении. На третий месяц Юрталан получил от него письмо, в котором он сообщал ему, что Алекси попал в плохую компанию, где-то допоздна шляется, тратит деньги и не учится. Письмо это оглушило Юрталана. Он сел за ответ, слюнявил карандаш, принимался было писать, но тут же отбрасывал карандаш. «Поеду сам и посмотрю! — решил он. — Волка ноги кормят!» И в тот же вечер поехал в Пловдив. Сына дома не оказалось, и, пока он ждал его, хозяйка, словоохотливая молодая женщина, наговорила ему кучу вещей о лености и испорченности Алекси. «По утрам спит долго, не разбуди его, так и в училище не пойдет, — щебетала женщина, вертя своей кудрявой головкой. — Не умоется сам, не позавтракает, не сменит белья в субботу… Все время надо следить за ним да подгонять…» Юрталан слушал, беспокойно курил, чувствуя, как теплая волна подкатывает к горлу. Он был сражен, раздавлен, сердце его разрывалось от боли. Алекси, который должен был стать его гордостью, превзойти в учености своего двоюродного брата, этот Алекси пошел плохой дорогой. Что с ним делать? Как обуздать? Какие слова сказать ему, чтобы он взялся за ум?.. Избить, изругать, задобрить подарками? «Эх! — злился на себя Юрталан. — Нет у меня образования, вот и не знаю, с какой стороны к нему подойти!» И решил попросить совета у учителей; как они скажут, так он и сделает.

Алекси возвратился поздно. Беззаботно насвистывая, он зашел сначала на кухню, но там, по-видимому, никого не было, потому что когда он открыл дверь в свою комнату и увидел отца, сидевшего за его неубранным столом, он побледнел и так растерялся, что забыл даже поздороваться.

— Ну? — уничтожающе посмотрел на него Юрталан. — Куда мы идем и до чего докатимся?

Отец смотрел на сына и словно ждал ответа.

— Погляди-ка на себя! Здоровенный детина стал! И тебе не стыдно? Я отправил тебя сюда, трачу пропасть денег, надеюсь, что ты учишься, стараешься меня к концу года порадовать, а ты околачиваешься где-то, лоботрясничаешь, в книжки даже не заглядываешь.

Алекси молчал, упершись взглядом в пол, удивленный и напуганный неожиданным приездом отца. Обеими руками он тискал и мял свою фуражку. Впервые попав в Пловдив, он подумал, что отец никогда не поедет в такую даль только затем, чтобы увидеться с ним. Город сначала ошеломил Алекси шумом и светом, сильное движение пугало его, но не прошло и десяти дней, как он ко всему привык, а легкая, беспечная жизнь пленила его и увлекла. Он забыл и думать о своем селе, о родителях и вспоминал о них только в конце месяца, когда ему нужно было получать деньги. В первый же месяц он научился тратить их быстро и легкомысленно. Вечерами он разгуливал по самым многолюдным улицам, пялил глаза на богатые витрины, время от времени заходил в какой-нибудь магазин и покупал ненужные и бесполезные безделицы. Потом он стал шататься по городу вместе с товарищами по училищу. Они покупали сигареты и курили, прячась в ивняке на берегу Марицы или в укромном уголке на городских холмах. Теперь Алекси напряженно думал: кто мог сообщить отцу? Иначе он не приехал бы в такую пору и не ждал бы его в комнате такой сердитый. Юрталан говорил долго, кричал, ругался, стращал, уговаривал, — мальчишка, все так же молча и насупившись, стоял, как прикованный, у двери, с фуражкой в руках.

Учителя — они, правда, мало знали еще своих новых учеников, — ничего хорошего об Алекси не сказали. Юрталан попросил их сообщать ему о всех проступках сына, о плохих отметках.

— Я его так не оставлю! — говорил он, умоляюще глядя на педагогов. — Хочется мне дать ему образование. Если нужны деньги, я не пожалею. Лишь бы учение шло.

Алекси окончил первое полугодие с четырьмя двойками, снижена была отметка и по поведению. Он приехал на несколько дней в село, но табеля не показал — забыл в Пловдиве. Юрталан догадался, что это вранье, хотя мальчишка придумал целую историю. «А может, и вправду забыл, — мал ведь еще», — успокаивал себя отец. Но письмо из Пловдива просто сразило его. Оказалось, что Алекси скрыл отметки и от опекуна и уехал, не предупредив его. Тот разузнал обо всем в училище.