Дзюнъитиро Танидзаки - Луна и комедианты

Итак, в назначенный день мы начали собираться. Концерт должен был начаться во второй половине дня, но нас просили прийти пораньше. Пока мы собирались, явился посыльный и сообщил, что все уже в сборе и ждут нас. Я стал торопить жену, и в три часа дня мы наконец вышли из дому. Мы направились к Золотому Храму. Чтобы попасть к нему, нам пришлось перейти через Горбатый мост со стороны павильона Хисаго и миновать храм Сэйфуку, близ которого находится могила Акинари Уэда. [4] Акинари Уэда (1731–1809) — японский писатель. Автор сборника рассказов «Луна в тумане» От этого храма ровная и совершенно прямая дорога вела к храму Нандзэндзи. Пройдя её, мы упёрлись в Императорские ворота. За этими воротами к югу от заросшего лотосами пруда находятся ещё одни ворота, возле которых стоит каменный столб с высеченной на нём надписью:

«Кратчайший трамвайный маршрут: Святилище восточного сияния — Золотой Храм — Гавань Кэйга». За этими воротами справа тянется земляной забор. В конце его — Главные ворота, у которых также стоит каменная плита с высеченной надписью: «Золотой Храм. Историческая достопримечательность. Реликвии старины и живописные уголки». Этот храм с его главным молитвенным залом, в который превращён бывший тронный зал императорского дворца на Персиковой горе, и восемью чайными павильонами, построенными знаменитым Энсю Кобори, — подлинное национальное сокровище Японии. Храмовый парк, известный под названием Сад Журавля и Черепахи — этих символов долголетия, как гласит предание, — тоже устроен по проекту Энсю. Здесь же стоят Ворота Акэти, воздвигнутые полководцем Мицухидэ Акэти в середине эры правления Тэнсё, то есть около 1583 года.

Дом господина Уэда, в который мы направлялись, находился на территории Золотого Храма, но к нему вёл отдельный вход. Пройдя Главные ворота, мы вскоре увидели решётчатую калитку, на которой висела табличка с фамилией хозяина дома. От калитки в глубь двора вела аллея прямых и тонких, как свечи, криптомерий. В конце её мы увидели парадное крыльцо и решили, что наконец мы у цели. Окончательно мы в этом удостоверились, когда увидели на крыльце множество гэта. Нам ничего другого не оставалось, как войти самим, что мы и сделали. Налево от входа тянулся коридор. В расположенных вдоль него комнатах не было заметно ни души. Мы продолжали беспрепятственно продвигаться в глубь помещения, пока не уткнулись в дверь, занавешенную тяжёлой портьерой. Как раз в этот момент из-за портьеры показалась какая-то дама. На ней было лёгкое шёлковое кимоно с узорами, волосы у неё были на домашний лад перехвачены сзади лентой.

— Ямаути-сан! Метр Танидзаки прибыл! — жеманным голоском проверещала дама и тут же скрылась. На её месте тотчас же выросла достопочтенная госпожа Хидэко Ямаути.

— Ах, как жаль, что вы задержались! Кёко как раз сейчас только закончила свой танец. А ей так хотелось, чтобы вы посмотрели её выступление. — С этими словами почтенная матрона провела нас за портьеру, и мы попали в обширное помещение, похожее на зрительный зал.

Это была комната метров 45–50. Как я узнал впоследствии, дом, занимаемый господином Уэда, принадлежал Золотому Храму. Когда-то в этом доме жил художник Кансэцу Хасимото, который затем перебрался в окрестности Серебряного Храма. После него вот уже десять лет, как этот дом снимал господин Уэда. Зал, в который мы вошли, по словам сведущих людей, некогда представлял собой в императорском дворце Святилище бога сокровищ Бисямона. Когда этот дворец был превращён в Золотой Храм, названное святилище переоборудовали в своеобразный приёмный зал. Прямо против входа в задней стене виднелась глубокая ниша, в которой раньше, по-видимому, помещался алтарь; сейчас эта ниша была превращена в токонома — пол её был приподнят, и на боковых стенах красовались полочки с цветочными вазами и безделушками. Однако массивные колонны, высокий потолок, большие стрельчатые окна и другие архитектурные детали живо напоминали интерьер храма. Часть наружной галереи, окружавшей этот зал, и сейчас ещё оставалась орешеченной. От прежнего широкого крыльца остались навес и площадка, лестница была убрана. Теперь это крыльцо превратилось в террасу с балюстрадой, веранда покоилась на сваях и доходила почти до середины пруда. Сейчас она была устлана коврами; поджав под себя ноги, гости устроились на полу. Терраса, таким образом, служила как бы зрительным залом, а сцена помещалась внутри большого зала, через который мы прошли. Рядом с залом находилась малая гостиная, а по соседству с ней комнатка, отведённая под уборную для участников концерта. От этой комнаты к сцене вела поднимавшаяся к ней покатая галерея. Выглядела она несколько примитивно, но всё же вполне могла сойти за хасигакари — галерею, по которой в театрах актёры выходят на сцену. Присмотревшись, я убедился, что это и в самом деле было великолепное помещение для устройства такого рода увеселений, как сегодня. Здесь были такие удобства, которые вряд ли можно было бы найти в обыкновенном доме. С первого взгляда я оценил и превращённую в зрительный зал веранду. Лучшего места для любования полнолунием нельзя было и придумать.

Дом, о котором идёт речь, находился на Фукудзимати в восточной части города Киото, мой же особняк — на Симогаварамати. В отдалённые времена обе эти улицы, по-видимому, составляли общую территорию храмового городка Нандзэндзи. В противоположность нашей улице, застроенной ныне частными домами и превратившейся в своего рода проспект фешенебельных особняков. Фукудзимати по-прежнему, как и в седую старину, продолжала оставаться девственным районом храмов и дворцов.

За парком виднелись горы, подступающие с тыла к храму Нандзэндзи. Это горная цепь Дзуйрюдзан, звеном которой является и Восточная гора. Вид на эти горы открывается и со двора дома, арендуемого господином Ямаути, но там, к сожалению, они видны с северной стороны, здесь же- с восточной. Луна, вероятно, появится из-за вершин этих гор. Когда она отразится в воде и пруд подёрнется голубовато-серебряной рябью, всё кругом засверкает тем особым чудесным блеском, какой бывает лишь в лунную ночь. Прислонившись к балюстраде, мы чувствовали себя почти как в просторной ладье на середине какого-нибудь озера. Мы не сможем дотянуться до лупы, которая взойдёт высоко над горами, но здесь, на воде, достать её будет пара пустяков. На пруду росло много белых лилий, ирисов, жёлтых кувшинок. Камыш сусуки и другие осенние травы по берегам были уже скошены, зато на противоположном берегу, от которого нас отделяла вода, стоял великолепный, выше человеческого роста куст белых сирахаги. [5] Сирахаги — растение семейства гвоздичных. Дом, видно, был большой; сквозь листву деревьев белели его стены, выходившие на пруд. Парк, в котором мы находились, по всей вероятности. не имел отношения к главному парку, который примыкал к основному зданию Золотого Храма и был устроен по проекту Энею. Но и этот парк был хорош. Прекрасный пруд, водопадики и ручейки, мшистые садовые камни — всё это свидетельствовало о том, что и в этом месте когда-то был храм. Правда, парки, сады и садики в таком городе, как Киото, не такая уж редкость. Но даже и в этом городе снимать дом с таким роскошным парком может себе позволить лишь какой-нибудь старинный богач или нувориш. По слухам, господин Уэда благодаря каким-то своим давнишним связям с храмом платил за аренду какие-то жалкие гроши, и в глубине души все мы ему очень завидовали.