Чарльз Сноу - Лакировка

Хамфри слушал, а сам думал, что тоже не блеснул сообразительностью — на какую тупость способен человек? Все факты показывали, что леди Эшбрук не могла жить так, как она жила. То же относилось и к ее внуку. У него были долги, но небольшие, очень небольшие. Его товарищи, офицеры вроде Дугласа Гимсона, были состоятельными людьми, и Лоузби вел ту же жизнь, что и они. Но одного его жалованья хватить на это не могло.

Объяснение загадки все еще не было полным, и постепенно всплывали все новые подробности. Хамфри выслушал его в уже относительно упорядоченной форме, и, возможно, поэтому оно показалось ему гораздо более стройным и очевидным, чем могло представиться на первых этапах. Источники дохода леди Эшбрук были теперь точно определены. Совсем незначительные дивиденды. Годовая рента в тысячу пятьсот фунтов. Пенсия по старости. Среди знатных и богатых кое-кто не снисходил до того, чтобы получать пенсию, но таких набралось бы мало. И леди Эшбрук к ним не принадлежала. Больше никаких доходов, с которых она платила бы налог, не было. Этих установленных Флэмсоном и его коллегами доходов примерно хватало на оплату коммунальных налогов и сборов, на отопление и освещение и, может быть, на жалованье Марии, приходящей прислуге, которая получала пятнадцать фунтов в неделю. Счета на электричество и прочее она оплачивала чеками на банк Куттса, как и свой крохотный подоходный налог.

А дальше что? Ела и пила она очень умеренно, но и это чего-то стоило. Она по-прежнему покупала дорогую одежду, и для женщины ее возраста довольно часто. Раз в неделю к ней домой приходил дорогой парикмахер. При всей своей скупости она, по-видимому, не ограничивала себя в том, что привыкла считать необходимым с дней своей молодости. Такие счета оплачивались наличными, и свое жалованье Мария получала тоже наличными.

Откуда брались эти деньги? Время от времени она снимала деньги со счета в банке, но всегда очень понемногу. Определить, сколько она тратила на себя в год, было трудно, но, во всяком случае, не менее двух тысяч фунтов, а вероятно, и гораздо больше. Кроме того, судя по некоторым данным — пока еще довольно неопределенным, — она дарила порядочные суммы внуку.

Несколько недель им не удавалось найти ответ. Они занялись ее старыми знакомыми. Многие из них были богаты и могли бы ей помогать. Если не деньгами, то придумав для нее сложный способ избежать уплаты подоходного налога — эксперты Скотленд-Ярда, специализировавшиеся на финансовых уловках, уже занялись этим. Нигде ничего. Затем — успех. Могло показаться, что его принесла слепая удача или внезапное озарение. На самом же деле он увенчал неустанную работу машины. Они проверяли всех людей, каким-либо образом соприкасавшихся с ней. В ее предпоследнем завещании был с благодарностью упомянут Десмонд О'Брайен и дан его уолл-стритовский адрес. Кто это? Узнать не составило никакого труда. Это был известный нью-йоркский юрист, глава респектабельной фирмы, выделявшейся среди других почтенных фирм только тем, что все ее совладельцы были католиками. Он умер почти восьмидесяти лет в 1974 году.

Он был не просто преуспевающим юристом, но и влиятельной фигурой в кулуарах демократической партии. В течение многих лет он оставался одним из руководителей партийной машины штата Нью-Джерси и доверенным лицом президентов. Его характеризовали как совершенно беспощадного политика. Но в частной жизни он, наоборот, пользовался репутацией доброго и глубоко порядочного человека. Он был холостяком, благочестивым, искренне верующим католиком. Ему принадлежала знаменитая коллекция керамики. Поскольку он был католиком ирландского происхождения и поддерживал хорошие отношения с английскими политическими деятелями, Белый дом во время войны использовал его для деликатных поручений в Лондоне и Дублине.

Эшбруки тогда жили в Вашингтоне, куда снова вернулись при втором правительстве Черчилля. Как всем там было известно, с Десмондом О'Брайеном их связывала тесная дружба. Он вел аскетическую жизнь, если не считать некоторого пристрастия к виски, но любил бывать на людях в обществе красивых женщин. Возможно, что он, кроме того, питал безобидную слабость к аристократическим титулам. После смерти лорда Эшбрука он сохранил близость с леди Эшбрук — вполне невинную, как утверждали люда искушенные, хотя для нее это было бы чем-то совершенно новым, а люди неискушенные обсуждали, не кончится ли все это браком. О'Брайен писал ей письма, звонил через океан и, пока еще мог путешествовать, навещал ее в Лондоне.

Эти обрывки информации получило от его служащих ФБР, к которому воззвали нью-йоркские агенты Скотленд-Ярда. Но большего оно не добилось. Служащие О'Брайена были обучены хранить тайны. Однако из других источников удалось установить, что почти в самом начале их дружбы леди Эшбрук перевела все свои американские ценные бумаги на имя О'Брайена. Так мило с ее стороны, заметил умудренный годами и опытом высокопоставленный сотрудник ФБР, поспешить со своей лептой, чтобы спасти очень богатого человека от голодной смерти. Кроме того, как сообщила контора О'Брайена, одним из денежных дел, которые фирма вела по поручению частных лиц, он всегда занимался лично. По догадкам, капитал был не слишком большим — около двухсот тысяч долларов.

В сентябре твердо установленные факты тем и исчерпывались. В этой сделке бумаге не было доверено ни единого слова. Когда несколько позднее Брайерс рассказал Хамфри всю историю, как она представлялась полиции, Хамфри заметил, что старик О'Брайен, по-видимому, знал все правила соблюдения секретности. И было бы странно, если бы он их не знал, учитывая его кулуарную политическую деятельность. Исходя из этих известных фактов, полиция разработала несколько версий. Проверку выдержала простейшая. Пришлось предположить, что О'Брайен и леди Эшбрук полностью доверяли друг другу («Самая лучшая гарантия, — сказал Хамфри, — если правильно выбрать человека»). Она передала ему основную часть своего капитала — сумму, по меркам О'Брайена несомненно ничтожную, поскольку, по оценке Скотленд-Ярда, все свелось к пятидесяти — шестидесяти тысячам фунтов. Сумма эта заметно уступала ожиданиям любителей считать чужие деньги, но тем не менее выглядела гораздо более правдоподобно, чем почти полное отсутствие капитала, которое обнаружилось после смерти леди Эшбрук.

Они договорились, что О'Брайен будет через определенные сроки доставлять ей деньги в Англию. Ничего противозаконного или даже сомнительного О'Брайен не делал. Любой американский гражданин имел право приобрести любую сумму в английских деньгах, а затем передать ее кому угодно в Англии. Возможно, что дивиденды накапливались и их не объявляли ни в Америке, ни в Англии. Это так и осталось неясным. Люди, знавшие О'Брайена, считали более вероятным, что он сам уплачивал налог и даже пополнял капитал. Для него это были пустяки, а он любил оказывать услуги тайно.