Чарльз Сноу - Лакировка

Несколько минут спустя Хамфри перевел разговор на другую тему. Алек Лурия предпочел заняться Селией, сидевшей напротив него. Она почти все время молчала, и было невозможно догадаться, как она ко всему этому относится, — за исключением того, что ей приятны общество и, пожалуй, подумала Кейт с мягкой насмешкой, ухаживания Лурии.

Тем, у кого не было причин для тревоги, вечер, вероятно, представлялся совершенно безмятежным. Возможно, они заметили, как Хамфри один раз вполне сознательно, хотя и без подчеркивания, показал, что отношения его с Кейт серьезны и что он ее любит. Для большинства это не было новостью. Всего несколько часов назад Лурия, взорвавшись хохотом, весело сказал Хамфри, что ему много раз случалось ошибаться, но никогда он не был так рад своей ошибке. Только для Элис Перримен это как будто явилось новостью. И приняла она ее неодобрительно и с сожалением. Но в остальном обошлось без неприятных моментов или споров.

За столом они оставались долго — Хамфри нашел еще одну бутылку кларета. Потом они поднялись в гостиную и по английскому обычаю продолжали пить. Около половины двенадцатого Алек Лурия спросил у Селии, не разрешит ли она отвезти ее домой, и тогда же попрощались Перримены.

Хамфри проводил их вниз. Кейт услышала, как захлопнулась входная дверь. Он вернулся в гостиную, выпил еще, сел рядом с ней на диване и после некоторого молчания произнес:

— Теперь ты, наверное, поняла.

— Не знаю.

— Я имею в виду — то, о чем я не мог тебе сказать.

— И напрасно. Что бы это ни было.

Он сжал ее руку.

— Я обещал никому ничего не говорить. Даже тебе.

— По-моему, ты мог бы мне больше доверять. — Она нахмурилась обиженно и сердито.

— Конечно, я доверяю тебе во всем. Но я был связан. Ты же знаешь, что я тебе доверяю. Ну, послушай! Как тебе известно, нравственные дилеммы не слишком по моей части. Но я не видел выхода.

— Так уж трудно было? Это нехорошо с твоей стороны. Расскажи мне сейчас.

— По-моему, ты и так понимаешь, — Ему все-таки и теперь было нелегко решиться.

— Я уже сказала, что не знаю.

— Ну хорошо. — Голос у него стал жестким. — Они практически уверены, что установили, кто это сделал.

— Кто же?

— Ну, Перримен, конечно, — сказал он с легким нетерпением. — Отчего, по-твоему, мне не хотелось, чтобы ты его приглашала? Когда ты об этом заговорила, я уже не сомневался, к какому выводу они пришли. Но прямо мне еще ничего не сказали.

— Не могу поверить! — воскликнула она. — Не могу!

— Боюсь, тебе придется поверить. У них нет никаких сомнений. — Хамфри говорил теперь свободнее, нежнее. Да, он и сам не мог поверить. Конечно, он иногда ревновал ее к Перримену, пока между ними еще не было ясности. Да, он не исключал, что может подозревать его. Именно из-за этого. Но как бы то ни было, его подозрения никакой роли не сыграли. Полиция установила все сама.

— Но как?

— Кроме него — некому. В этом они убеждены, если только не кто-нибудь вовсе неизвестный.

— Довольно серьезное «если»!

— Они так не думают.

— А ты? Ты?

Он некоторое время мялся, словно заика.

— Логически я другого ответа не нахожу. Хотя до конца все-таки не уверен.

— Но зачем это могло ему понадобиться? — снова вспылила Кейт.

— По-видимому, из-за денег. И относительно небольших.

Он коротко сообщил ей несколько фактов о тайном фонде леди Эшврук и о том, как она им распорядилась.

— И, по-твоему, это может служить доказательством?

— Не берусь судить, — ответил Хамфри. — Но я уже сказал, что логичного опровержения не нахожу.

— И что, по их мнению, Ральф Перримен извлек из этого? — Она сказала «по их», а не «по твоему», ограждая Хамфри от своих сомнений и горечи.

— Пока еще немного. Это происходило бы постепенно. Да и вся сумма в целом невелика. — Он добавил еще несколько фактов. Эшбруки были далеко не богаты. — Бог свидетель, — продолжал он сухо, — в расточительстве их упрекнуть никак нельзя. По мнению полиции, Перримен пока брал не больше, чем ему полагалось за посредничество. Если бы все пошло согласно плану, он мог бы прибрать к рукам еще несколько тысяч.

— И ты хочешь убедить меня… — их руки соприкасались, но она повернулась к нему с возмущением, — что он пошел на все это ради такой ничтожной суммы?

— Я видел, как люди делали и не такое ради совсем уж грошей.

— Ах, оставь свои воспоминания!

Она тут же попросила прощения. Она вся покраснела, глаза у нее сверкали, ее душил гнев. Однако вспылить на него, как на других, она не могла — разве для того, чтобы поддразнить его, но сейчас ей было не до того.

— Неужели ты действительно веришь, что этот человек — ты же его знаешь, и я его знаю — пошел на такое ради подобной мелочи!

— Возможно, мы его все-таки не знаем — ни ты, ни я.

— Так, значит, ты веришь?

— Предпочел бы не верить.

Кейт задумалась. Потом неожиданно деловым тоном сказала, что улики, по-видимому, очень слабые и доказать обвинение будет, наверное, нелегко. Хамфри ответил, что говорил Фрэнку Брайерсу то же самое и почти теми же словами. Возможно, они будут выжидать, пока не откроется еще что-нибудь. Возможно, поэтому с него и взяли слово молчать.

Оба предпочли бы перестать говорить, уйти в спальню. Но что-то их останавливало. Потом мог остаться осадок, непривычная для них тоска удовлетворенной плоти, и они не хотели рисковать.

Хамфри сидел в кабинете Фрэнка Брайерса в Скотленд-Ярде и ждал, когда он вернется. Это было самое новое здание Скотленд-Ярда на Виктории-стрит, как две капли воды похожее на десятки других административных зданий и совершенно лишенное живописного своеобразия, с сожалением подумал Хамфри (он был уже в том возрасте, когда всякие перемены неприятны), отличавшего старинный дом на набережной, который в чисто английском духе по-прежнему назывался Новым Скотленд-Ярдом. Хамфри подошел к окну. Кабинет находился на верхнем этаже башенки, венчающей здание. Далеко внизу змеей изгибалась освещенная полоса Виктории-стрит. И Хамфри вновь недовольно подумал, что ее невозможно отличить от любой другой магистрали в любой другой столице. Но дальше, утешая глаз, виднелся циферблат Биг-Бена. Стрелки приближались к девяти: Брайерс и его сотрудники работали до позднего вечера. За рекой низкие тучи клубились в ржаво-багряном зареве Лондона. У всех городов есть ночное свечение, но Хамфри казалось, что лондонское по сравнению с остальными сдвинуто гораздо дальше к красному концу спектра.

За дверью раздались быстрые шаги. Еще в дверях Брайерс сказал:

— Простите, что заставил вас ждать.

— Все в порядке?

Брайерс только что объяснял начальству свои дальнейшие планы. Он обладал прекрасным тактическим чутьем. Всегда полезно перестраховаться на случай неудачи, а в случае удачи у начальства будет ощущение, что тут есть и его заслуга.