Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– Я вас понимаю, – сказал я официанту, – поверьте.

– Он был старым клиентом, хорошим клиентом. А кроме того, я никогда еще ни на кого не доносил. Я сделал это не ради удовольствия.

– И я бы на вашем месте не старался казаться ни циничным, ни грубым. Скажите ему, что это я донес. Меня он все равно ненавидит из-за расхождения в политических взглядах. А узнать, что это сделали вы, ему было бы неприятно.

– Нет. Каждый должен отвечать за себя. Но вы понимаете?

– Да, – солгал я. – Понимаю и одобряю.

На войне часто приходится лгать, и, когда приходится, делать это нужно быстро и как можно более правдоподобно.

Мы пожали друг другу руки, и я пошел вслед за Джоном. Уже в дверях, перед тем как выйти, я оглянулся на столик, где сидел Дельгадо. Перед ним стоял очередной стакан джина с тоником, и все сидевшие вместе с ним смеялись его рассказу. Его загорелое лицо было веселым, взгляд острым – как у стрелка, и мне стало интересно: за кого он себя выдавал?

Глупо было с его стороны явиться к Чикоте. Но так похоже на него: чтобы было чем похвастать, вернувшись к своим. Когда мы вышли и повернули на улицу, большая машина службы безопасности подкатила к бару Чикоте, и из нее высыпало восемь человек. Шестеро с автоматами заняли позиции у входа. Двое в штатском вошли внутрь. Один из прибывших потребовал у нас документы, но, когда я сказал: «Иностранцы», велел проходить, все, мол, в порядке.

Идя в темноте по Гран-Виа, мы все время ощущали под ногами на тротуаре битое стекло и осколки камней от недавнего обстрела. В воздухе стоял дым, пахло взрывчаткой и пылью от разрушенных стен.

– Где вы собираетесь есть? – спросил Джон.

– Тут у меня мясо для всех, можно приготовить его прямо в номере.

– Я приготовить, – предложил Джон. – Я хорошо готовить. Помню, один раз я готовить на корабле…

– Боюсь, оно будет слишком жесткое, – сказал я. – Корову только что забили.

– Нет! – не согласился Джон. – На войне не бывает жесткое мясо.

По темной улице люди спешили по домам из кинотеатров, где пережидали обстрел.

– А зачем тот фашист приходить в бар, где его знают?

– Не иначе рехнулся.

– На войне всегда так, – задумался Джон. – Слишком много сумасшедших.

– Думаю, тут вы попали в яблочко, Джон.

Придя в отель, мы прошли через дверь мимо поставленных друг на друга мешков с песком, защищавших стойку портье, и попросили ключи, но портье сказал, что у меня в номере два каких-то товарища принимают ванну, он дал им ключи.

– Идите наверх, Джон, – попросил я. – Мне нужно позвонить.

Я прошел к телефонной будке и позвонил по номеру, который дал официанту.

– Привет! Пепе?

Голос в трубке прозвучал сдержанно:

–¿Qué tal Enrique? [102] Как дела, Энрике? ( исп. )

– Слушай, Пепе, вы взяли у Чикоте некоего Луиса Дельгадо?

– Si, hombre, si. Sin novedad [103] Да, друг, да. Без неожиданностей ( исп. ). . Без труда.

– Он про официанта что-нибудь знает?

– No, hombre, no.

– Тогда и не говорите ему ничего. Скажите, что это я на него донес, ладно? Ни слова об официанте.

– Почему? Какая разница? Он шпион. Его расстреляют. Тут никаких сомнений.

– Знаю, – произнес я. – Но разница есть.

– Ну, как хочешь, hombre. Как хочешь. Когда увидимся?

– Завтра за обедом. У нас мясо есть.

– Но сначала виски. Хорошо, hombre, хорошо.

– Salud [104] Будь здоров ( исп. ). , Пепе, и спасибо.

– Salud, Энрике. Не за что. Salud.

Странный у него голос, какой-то неживой, я так и не смог к нему привыкнуть, но теперь, поднимаясь к себе в номер, я чувствовал себя намного лучше.

Все мы, бывшие завсегдатаи бара Чикоте, испытывали к нему некое особое чувство. И я знал, что именно поэтому Луис Дельгадо снова пришел туда, хотя это было несусветной глупостью. Вполне ведь можно было сделать свои дела в каком-нибудь другом месте. Но, очутившись в Мадриде, он просто не мог туда не зайти. Он был хорошим клиентом, как сказал официант, а я с ним когда-то даже дружил. Безусловно, если выпадает в жизни возможность сделать хотя бы самое малое доброе дело, не надо ее упускать. Поэтому я был рад, что позвонил своему другу Пепе в Управление безопасности: Луис Дельгадо был старым клиентом бара Чикоте, и я не хотел, чтобы он перед смертью испытал разочарование или злость по отношению к местным официантам.

Тем вечером я шел домой, в отель «Флорида», из цензорского ведомства; лил дождь. Где-то на полдороге он так мне осточертел, что я зашел в бар Чикоте наскоро пропустить стаканчик. Шла вторая зима осады и обстрелов Мадрида; в городе ощущалась нехватка всего, включая курево и человеческие нервы, люди постоянно испытывали легкое чувство голода и неожиданно, беспричинно раздражались на то, с чем ничего не могли поделать, например на погоду. Мне бы следовало идти домой, до отеля оставалось всего пять кварталов, но, поравнявшись со входом в бар Чикоте, я подумал, что недурно бы по-быстрому пропустить стаканчик, прежде чем преодолевать оставшийся отрезок Гран-Виа по грязи и обломкам развороченных бомбежкой домов.

В баре было людно: к стойке не пробиться, все столики заняты. Помещение было заполнено дымом, звуками пения, мужчинами в военной форме и запахом мокрой кожи; напитки приходилось передавать через головы посетителей, тройной шеренгой осаждавших стойку.

Знакомый официант раздобыл для меня свободный стул, и я подсел к тощему, бледнолицему, с выпиравшим адамовым яблоком немцу, которого знал по цензорскому ведомству, и какой-то неизвестной мне паре. Столик находился почти в середине зала, чуть правее от входа.

Из-за громкого пения не слышно было собственного голоса; я заказал джин с ангостурой [105] Алкогольный напиток, в состав которого входят экстракты разных растений, в том числе коры хинного дерева; изначально использовалась в качестве лечебного средства, в малых дозах добавляется при смешивании многих коктейлей. – в качестве противопростудного средства от дождя. Зал и впрямь был набит битком, и все страшно веселились – может быть, даже немного чересчур – благодаря какому-то сомнительному каталанскому пойлу, которое они употребляли. Неведомые мне люди, пробираясь мимо, хлопали меня по спине, и, когда девушка, сидевшая за нашим столом, что-то мне сказала, я не расслышал и на всякий случай ответил: «Конечно».

Перестав озираться по сторонам и сосредоточившись на нашем столе, я осознал, что она на редкость безобразна, по-настоящему безобразна. Но когда подошел официант, оказалось, что, обращаясь ко мне, она спрашивала, не выпью ли я с ними. Ее спутник не производил впечатления человека решительного, но, судя по всему, ее решительности хватало на двоих. Лицо у нее было волевое, некоторые черты можно было назвать классическими, а сложение – как у укротительницы львов; спутник же ее выглядел так, словно ему все еще пристало носить школьную форму с галстуком. Однако на нем были не они, а кожаная куртка, как почти на всех нас. Только его куртка не была мокрой – видимо, они пришли сюда еще до дождя. На ней тоже была кожаная куртка, и к ее типу лица она вполне подходила.