Лайош Надь - Избранное

Потом он отправился на прогулку. Обошел весь парк. Побродил по извилистым, узким дорожкам среди ухоженных клумб. Вдруг остановился и обернулся, — перед ним залитый солнечным светом сиял барский дом. Дул легкий ветерок, воздух был свежий, и Надьреви вспомнился совет из старого школьного учебника, что полезно для легких глубоко дышать на свежем воздухе. Так он и сделал, послушавшись наставлений учебника… Затем пошел дальше; впереди тянулся огород с теплицей. Садовники, стоявшие сложа руки в дверях теплицы, поздоровались с ним, сняв шляпы… За огородом, у забора он снова остановился. Перед ним открывался обычный сельский пейзаж. Проселочная дорога с глубокими колеями, канава, большая лужа, заросший бурьяном луг, а дальше деревня, — покосившиеся саманные хижины.

Вид деревни вызвал в нем воспоминания о детстве. Он мысленно перенесся в прошлое, когда был босоногим мальчишкой с царапинами и кровавыми ссадинами на ногах; вспомнил грязь, злых зеленых мух, стерню, колючки, острые камешки, недозрелые терпкие плоды на чахлых фруктовых деревьях и землянику, покрытую лесными клопами и пропитанную их запахом. Возле канавы валяется дохлая кошка, в нескольких шагах от дома убогая деревенская уборная с прогнившим серым дощатым полом и дырявой крышей… Надьреви повернул обратно. Подойдя к усадьбе, снова увидел двух служанок, занятых стиркой. На ветру полоскались их короткие юбки. Он медленно приближался к ним, чтобы подольше смотреть на их голые руки и ноги; обошел прачек с другой стороны, чтобы заглянуть им в лица. Одна из них была некрасивая, веснушчатая, с паклей на голове вместо волос; другая смазливая, по-городскому миловидная… Учитель остановился в нескольких шагах от девушек. Как с ними заговорить? Эх, была не была!

— Что из этого выйдет?

Странный вопрос, когда люди стирают. Прачки еще ниже склонили головы, проворней стали тереть грязное белье, ни та, ни другая не ответили. Надьреви стоял и терпеливо ждал. Потом подошел к ним поближе.

Тут из-за флигеля вышел маленький, усатый, краснолицый блондин. Приподняв круглую шляпу и подав учителю руку, он заговорил пронзительным голосом, точно отвечая урок:

— Барнабаш Крофи, здешний приказчик. — Надьреви тоже представился. — Знаю, что честь имею познакомиться с господином новым учителем, — продолжал приказчик. — Ну, как нравится вам у нас?

Крофи и не ждал ответа, поскольку, по его мнению, в поместье было прекрасно. Беспрерывно сыпля словами, расточал он похвалы провинциальной жизни, усадьбе и в особенности своим господам, очевидно, в надежде, что славный молодой учитель просто случайно передаст им хоть немного, всего несколько слов из услышанного. Ведь эти репетиторы, или как их там, за одним столом сидят с господами, вместе с ними кофеек попивают, переводят дорогие сигареты. А исправным приказчикам, даже если они люди грамотные, сроду не выпадает такая честь. Разве что управляющему, старому злыдню Чиллагу, и то по случаю юбилея, пятидесятилетней службы в имении.

— Ха-ха! Вы заживете здесь, как турецкий паша, дорогой господин учитель. Если не гурий, то свеженьких смазливых крестьяночек тут полно.

Прачки захихикали. Надьреви невольно захотелось уйти, но Крофи, вцепившись в учителя, отвел его в сторону.

— Вижу, господин учитель, вам уже приглянулись эти две девки. Аппетитненькие, это точно. Но хлопотно будет с ними, изволите видеть. Эх, именно с ними! Ведь конопатая уже снюхалась с одним кучером и, откровенно говоря, я и сам не решился бы ее тронуть. Этот головорез, если не в меня, то в нее пырнет ножом. Та, что поскромней, изволите видеть, ночует с этими потаскухами здесь во флигеле, в подвале, так-то!

— В подвале?

— Да, в подвале.

— В подвале?!

— Ну да, в подвале. И хвороба их не берет, им хорошо и в подвале. Если б я здесь командовал, то поселил бы их всех в буртах. Ну вот, говорю я, спят свиньи вповалку и поэтому знают друг о дружке всю подноготную. Ни одна не может шевельнуть своей задницей, чтобы другая не разболтала, пусть дьявол перекосит им всем рот до ушей. Я и сам не погнушался бы этими вертихвостками, но даже мизинцем не трогаю их, потому как такая подымется мышиная возня, что сам господь бог не спасет. Знаете, господин учитель, такое забытое богом местечко да еще с этим сбродом — это же мерзкое болото; у вас, прошу извинения, понятия о том нет ни малейшего. Я-то знаю народ, эти подонки общества, черт подери… Ну да не беда, господин учитель, я буду посылать сюда нежных цыпочек с хуторов, вроде бы для того, чтоб подсобить в доме. Иногда! — И он прищелкнул языком.

— Не надо, спасибо. Не надо, — запротестовал Надьреви. — Я не просил вас.

— Ну, ну, не пугайтесь, я только добра желаю… И себе и другим. В первую очередь себе, не извольте обижаться. — Тут он громко захохотал и потащил за собой Надьреви. — Когда вы соблаговолили приехать? Я вас в первый раз вижу. Правда, я не каждый день в усадьбе бываю.

— Сегодня утром.

— Так. Значит, вы тут еще новичок. Еще не знаете здешних порядков.

— Со временем узнаю.

— А как же! Хотя вам тут неприятности не грозят. Как сыр в масле будете кататься. Господа — люди очень обходительные. С нами, то есть с приказчиками, немного строг его сиятельство граф Берлогвари. Задает иногда нам перцу… Вот сейчас шел я в контору с докладом. Потом слышу, господа уезжают сегодня в З… Значит, я могу отправляться восвояси, не солоно хлебавши. Живу я в Топусте. Надеюсь, его сиятельство граф Андраш вместе с вами, господин учитель, наведается туда в коляске разок-другой. Увидите нас за работой. Вам не доводилось бывать раньше в большом поместье?

— Нет еще.

— Ну, вот и поглядите. Такое хозяйство, что рот разинете. В Топусте я заправляю делами. И сразу видно. А ведь тысяча хольдов в моем ведении, и только один паршивый конторщик у меня под началом; сейчас и он в недельном отпуске.

— Тысяча хольдов? — с почтением спросил Надьреви.

— Да. Но не думайте, господин учитель, что это все поместье.

— Подозреваю, что оно больше. Мне уже говорили.

— В нем девять хуторов. Топуста, Беламайор, Мелькут, Эрдёпуста, Хомокош, Фекетемайор, Хедипуста, Харангпуста. В Топусте рыбоводный пруд. Отличные вкусные карпы! Образцовое хозяйство эта Топуста… Все угодье в одном массиве: девять тысяч двести зарегистрированных в кадастре хольдов. Такое бы именьице одному из нас, а, господин учитель? Эх, черт подери, были бы у меня девять тысяч хольдов… Знаете, что б я сделал? Ох, дьявол расшиби, не стал бы я возиться с усадьбой. Отдал бы землю в аренду, а сам бы жил да поживал в Пеште. Там же есть красивые девчонки, правда? Вам-то, господин учитель, это лучше известно.

— Вам не нравится сельское хозяйство?

— Холера его возьми.