Антология - Запрещенная поэзия и проза русских классиков. Мои грехи, забавы юных дней

— Знаю, а что? — Евангелие читал? — Читал. — А читал: «и кто накормит голодного?..» — Я сказал ему это место. Он знал его и выслушал. И я видел, что он смущен. Два прохожие остановились, слушая. Гренадеру, видно, больно было чувствовать, что он, отлично исполняя свою обязанность, — гоняя народ оттуда, откуда велено гонять, — вдруг оказался неправ. Он был смущен и, видимо, искал отговорки. Вдруг в умных черных глазах его блеснул свет, он повернулся ко мне боком, как бы уходя. — А воинский устав читал? — спросил он. Я сказал, что не читал. — Так и не говори, — сказал гренадер, тряхнув победоносно головой, и, запахнув тулуп, молодецки подошел к своему месту.

Это был единственный человек во всей моей жизни, строго логически разрешивший тот вечный вопрос, который при нашем общественном строе стоял передо мной и стоит перед каждым человеком, называющим себя христианином.

Да, сделалось то, о чем Христос предупреждал людей (Луки, XI, 33–36, и Матф., VI, 23), говоря: смотрите, не сделался бы свет, находящийся в вас, тьмою. Если свет, который есть в тебе, стал тьмою, то какова же тьма? Свет, находящийся в нас, стал тьмою. И тьма, в которой мы живем, стала ужасна.

«Горе вам, — сказал Христос, — горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что заперли вы от людей Царство Небесное. Сами не взошли и не даете другим войти в него. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что поедаете домы вдов и на виду молитесь подолгу. За это вы еще больше виноваты. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что обходите моря и земли, чтобы обращать в свою веру, а когда обратите, то сделаете обращенного хуже, чем он был. Горе вам, вожаки слепые!..

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророков, украшаете памятники праведников. И вы полагаете, что если бы вы жили в те дни, когда замучены были пророки, то вы бы не были участниками в их крови.

Так вы сами свидетельствуете против себя о том, что вы такие же, как те, которые били пророков. Дополняйте же меру, начатую подобными вам. И вот пошлю вам пророков мудрых и книжников; и иных вы убьете и распнете, а иных будете бить в ваших собраниях и будете высылать из города в город. И да падет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле от Авеля».

«Всякая хула (клевета) прощается людям, но не может быть прощена клевета на Святой Дух».

Ведь все это точно вчера написано против тех людей, которые теперь уже не обходят моря и земли, клевеща на Святой Дух и приводя людей к вере, делающей этих людей худшими, прямо насилием заставляют их принимать эту веру и преследуют и губят всех тех пророков и праведников, которые пытаются разрушить их обман.

И я убедился, что церковное учение, несмотря на то, что оно назвало себя христианским, есть та самая тьма, против которой боролся Христос и велел бороться своим ученикам.

Москва 22 января 1884

Определение Святейшего синода об отлучении Толстого от Церкви появилось в «Церковных ведомостях» 24 февраля 1901 г., а на другой день почти все газеты вышли с полным текстом этого определения на первых полосах.

Святейший синод рассчитывал, что удастся подорвать авторитет Толстого, унизить его и тем ослабить его мощное воздействие на умы современников, особенно простых русских людей.

Свой ответ Синоду Толстой направил спустя месяц после публикации отлучения. Там, в частности, излагалось следующее:

«То, что я отрекся от Церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему. Я, по некоторым признакам усумнившись в правоте Православной Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение Церкви… И я убедился, что учение Православной Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения… И я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей…

Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым, не соответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия».

Иоанн Кронштадтский, отвечая на обращение Толстого к духовенству, писал:

«Поднялась же рука Толстого написать такую гнусную клевету на Россию, на ее правительство!.. Дерзкий, отъявленный безбожник, подобный Иуде предателю… Толстой извратил свою нравственную личность до уродливости, до омерзения… знакомство с западными безбожниками еще более помогло ему стать на этот страшный путь…»

Ненависть к западному христианству, к католичеству есть грех и человекоубийство, есть отрицание души западных народов, отвержение источников их жизни и спасения. Миром овладевает Антихрист, Русское царство перестало быть христианским, стало очагом антихристова духа. Любовь к исламу, склонность к магометанству слишком велики у евразийцев. Магометане ближе московскому сердцу, чем христиане Европы.

Николай Бердяев

С детских лет — видения и грезы,

Умбрии ласкающая мгла.

На оградах вспыхивают розы,

Тонкие поют колокола.

Слишком резвы милые подруги,

Слишком дерзок их открытый взор.

Лишь она одна в предвечном круге

Ткет и ткет свой шелковый узор.

Робкие томят ее надежды,

Грезятся несбыточные сны.

И внезапно — красные одежды

Дрогнули на золоте стены.

Всем лицом склонилась над шелками,

Но везде — сквозь золото ресниц —

Вихрь ли с многоцветными крылами,

Или ангел, распростертый ниц…

Темноликий ангел с дерзкой ветвью

Молвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»

И она дрожит пред страстной вестью,

С плеч упали тяжких две косы…

Он поет и шепчет — ближе, ближе,

Уж над ней — шумящих крыл шатер…

И она без сил склоняет ниже

Потемневший, помутневший взор…

Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?»

И рукою закрывает грудь…

Но чернеют пламенные дали —

Не уйти, не встать и не вздохнуть…

И тогда — незнаемою болью

Озарился светлый круг лица…

А над ними — символ своеволья —

Перуджийский гриф когтит тельца.

Лишь художник, занавесью скрытый, —

Он провидит страстной муки крест

И твердит: « Profani, procul ite,

Hic amoris locus sacer est » [13] Идите прочь, непосвященные: здесь свято место любви. ( лат. ). .

Май — июнь 1909

Люди не ангелы, сотканные из одного света, но и не скоты, которых следует гнать в стойло.