Мазуччо Гуардати - Новеллино

— Государь, прости мне мою дерзость и выслушай несколько слов, дабы устранить печаль и отвращение, которые могут возникнуть в человеческих душах. Я принес с собой цветы, сорванные в моем саду твоими близкими слугами в виде высшей неблагодарности и вечной отплаты за то радушие, которое я проявил к ним, желая почтить тебя.

Произнеся это, он подробно рассказал королю все происшедшее, и, видя, как горько плачут его дочери, он, сломленный состраданием и душевным горем, был также вынужден сильно заплакать. Благоразумнейший и мудрейший король, выслушав рыцаря с величайшей скорбью и печалью, был охвачен таким гневом и негодованием, что чуть было немедленно не приказал предать своих негоднейших рыцарей позорной казни. Однако, несколько овладев собой, он затаил в душе мысль о жестоком наказании, которое полагалось за столь ужасный и необычайный поступок; и, утешив несчастного рыцаря и его дочерей, он решил, временно сдержав свой гнев, позаботиться об их чести. Потому, отложив свой отъезд, он тотчас же сговорился с подестою, чтобы тот созвал всех знатных жителей и дам города на новое празднество, которое он, король, собирался дать в доме рыцаря.

Приглашенные очень скоро явились и были проведены в большую залу, куда вошел король в сопровождении двух девушек, а с другой стороны велел привести двух своих провинившихся рыцарей; и здесь он, почти со слезами на глазах, в точности поведал всем присутствовавшим об этом ужаснейшем происшествии, рассказав, как и почему оно произошло. И по этой причине он выразил желание, чтобы в качестве некоторого возмещения за столь отвратительный поступок оба рыцаря женились на девушках, дав каждой из них по десяти тысяч золотых флоринов в качестве приданого. И после того, как это было тотчас же исполнено, превосходнейший и великодушнейший король пожелал тут же полностью уплатить девушкам обещанное приданое из собственной казны. Таким образом, горе и печаль сменились столь же большой радостью, веселье праздника удвоилось, и все гости испытали огромное удовлетворение. После этого король вышел на главную площадь, велел созвать всех дворян и народ и, когда герольды водворили тишину, в присутствии обоих молодых супругов, которых тщательно охраняли, сказал:

— Синьоры, мне кажется, что при всем моем неудовольствии я охранил честь доброго рыцаря, моего хозяина, и его дочерей, приняв все возможные меры, которые судьба позволила мне применить в такой беде, что каждый из вас может сейчас и в будущем засвидетельствовать. Теперь же я хочу полностью удовлетворить правосудие, которое настолько важнее всего остального, что я скорее готов испытать смерть, чем в чем-либо погрешить против него; а потому пусть каждый из вас со спокойствием выслушает то, что я с беспримерной печалью намерен совершить, дабы выполнить священную мою обязанность.

Сказав это, король, не оглашая никакого приговора, велел принести два длинных, доходивших до пят черных балахона и, надев их на обоих рыцарей, приказал тотчас же обоих обезглавить в присутствии сих достойных зрителей, что и было немедленно исполнено при общем плаче всех собравшихся. И после того, как граждане с почетом похоронили мертвецов, король постановил, чтобы все имущество, которое они имели, как движимое, так и недвижимое, было передано их вдовам. Когда и это было исполнено, король пожелал, чтобы, прежде чем недавно начатый праздник сменится новым горем, девушки, ставшие весьма богатыми, были выданы замуж за двух граждан из числа самых знатных дворян. Так закончилось празднество, то затихавшее, то снова разгоравшееся среди подобных треволнений. Король удалился, всеми признанный за несравненного в наш век по добродетели и великодушию государя, а девушки, выйдя замуж, весело и счастливо зажили со своими новыми мужьями, и испытанные ими горести сменились высшей радостью.

Хотя можно услышать правдивые рассказы о многочисленных и разнообразных достойнейших поступках упомянутого правителя, повсюду им совершаемых, все-таки, размышляя по поводу описанной добродетели, можно сказать, что она замечательна и велика. И конечно, желая следовать королевским предписаниям, как и подобало, он не мог поступить иначе; потому что похоже, что мирские правители были назначены и поставлены на земле господом богом и природой, а также божественными и человеческими законами для властвования и управления народами и поддержания справедливости, дабы властвовали они и управляли, одинаково нагружая обе чаши весов и изгоняя из своего сердца всякую любовь и страсть, ненависть и злопамятность. И те, кто наделен столь похвальными добродетелями и иными достойными качествами, заслуживают великого прославления не только от смертных людей, но и от вечных богов; и наоборот, не справедливые, мудрые и осторожные короли, великодушные и щедрые, а неправедные, злые и порочные тираны оставили после себя бессмертную славу; как об этом ежедневно свидетельствует память о добрых и злых делах и людях. А я, продвигаясь быстрыми шагами в заданном направлении, с удовольствием завершу то немногое, что осталось.

Сын тунисского короля взят в плен корсарами и продан в Пизу. Хозяин проникается к нему любовью, через некоторое время дарует ему свободу и, не зная, кто он, отпускает его домой. Немного времени спустя тот делается королем Туниса. Через несколько лет пизанец захвачен мавританскими галерами и, никем не узнанный, попадает в качестве раба к королю. Тот, узнав его, в виде благодарности заставляет свою сестру принять христианство и вместе с многочисленными сокровищами отдает ее пизанцу в жены, после чего отпускает его обогащенным в Пизу.

Зная, светлейший мой синьор, что благодарность — врожденное свойство натуры не только твоей, но и всякого великодушного и щедрого человека и что она побуждает вознаграждать за полученные услуги, как многие примеры о том свидетельствуют, я решил посвятить настоящую новеллу о щедрости и благодарности, и по праву, именно тебе, чтобы ты, как подлинный знаток этой добродетели, смог бы сообщить другим о ней, заслуживающей среди прочих добродетелей наибольших похвал. Vale.

В прошлом году, не раз ведя разумные беседы с некоторыми именитыми купцами, я услышал от одного знатного флорентийца следующий достоверный рассказ. После того как островом Сицилией завладел король Педро Арагонский [307] Педро Арагонский — король Арагона Педро III (1236–1286). Он был женат на дочери Манфреда Констанции и установил свою власть в Сицилии после антифранцузского восстания на этом острове. , каталонские корсары начали весьма свободно забирать у мавров огромную добычу. И потому тунисский король, ежедневно слыша об ущербах, наносимых ему пиратами, задумал соорудить крепость на огромной скале, именуемой Чимбало [308] Чимбало — видимо, остров Зембра в Тунисском заливе. и расположенной посреди моря, против самого Туниса, в нескольких милях от него; и в этой крепости король решил постоянно держать стражу, которая, обнаружив прячущиеся суда христиан, давала бы сигнал на сушу при помощи огня и дыма. И вот в один прекрасный день король послал начальствовать в этом месте своего старшего сына, по имени Малем, дав ему несколько хорошо снаряженных судов и множество своих лучших и знатных воинов, а также несколько знатоков подобного дела. И немного отплыв однажды от Чимбало, тянувшегося в море на несколько миль, они на беду свою повстречались с двумя галерами каталонцев, которые налегли на весла и оцепили мавританское судно; и подобно тому как вышколенные соколы лихо налетают на робких куропаток, так пораженные ужасом мавры, не будучи в силах ни бежать, ни защищаться, были захвачены голыми руками. И хотя Малем был еще так молод, что его нежные щеки еще не покрылись пушком, однако, будучи юношей разумным, он сбросил с себя королевское платье и переоделся простым моряком, и его в качестве гребца забрали вместе с остальными, связали и посадили на галеру. Захватив большое число мавров и поплыв обратно на запад, хозяева упомянутых галер стали рассуждать, где бы им лучше заняться привычным сбытом добычи. И после того как они в течение многих дней успешно плыли и достигли Понцы, на них внезапно налетели противные ветры, так долго трепавшие их, что они, едва не погибнув, должны были укрыться в устье Арно и здесь, очутившись в безопасности, продали большую часть мавров в Пизе.