Мазуччо Гуардати - Новеллино

Но тут бог и судьба, проявившие к нему уже столько милости, пожелали удовлетворить также его честное и похвальное желание. Случилось так, что хотя Гвидотто и принадлежал к числу виднейших граждан Пизы, однако вследствие гражданских раздоров он был вынужден отправиться в изгнание [311] Такова была обычно участь проигравших в политической борьбе в итальянских городах-республиках XIII — начала XV в. Позже, когда там постепенно установилась абсолютная власть феодальных родов (Медичи, Сфорца, Сансеверино, Малатеста, д’Эсте и др.), с побежденными оппонентами поступали более круто. в Мессину [312] Мессина — портовый город на Сицилии. . Поэтому он сел на одно купеческое судно и неподалеку от Мессинского пролива был взят в плен мавританскими кораблями, которые отвезли его в Тунис, где, к своему величайшему счастью, он попал в число королевских рабов. Всякий, кто не лишен ума, легко сообразит, как весело, сладко и радостно на душе было в эту минуту у Гвидотто. Нет сомнения, что он много раз восклицал про себя: «Увы, судьба! Увы, злой рок! Я, свободный, стал рабом! О, если бы моей судьбе было угодно, чтобы я услышал что-нибудь о моем Мартино, который, я в этом уверен, послал бы, как друг, за моим выкупом в Пизу или же доставил бы мне свободу, дабы мне не пришлось провести остаток дней моих в рабстве». Так горевал бедный Гвидотто, расточая горькие жалобы, и пребывал в отчаянии, считая себя хуже, чем мертвым. Он считал, что судьба не могла послать ему худшей участи и сделать его более печальным из смертных, как потому, что он лишился надежды на спасение, так и потому, что, если бы он попал в собственность к какому-нибудь другому лицу, ему, быть может, удалось бы увидеть своего Мартино и получить от него спасение. Итак, бедного Гвидотто заковали в цепи и вместе с другими рабами-христианами послали обрабатывать большой и прекрасный сад при королевском дворце, куда не входил никто, кроме короля с немногими его приближенными. И здесь, в невыносимой скорби и без всякой надежды на будущее счастье, он, постоянно проливая слезы, коротал свою жизнь с мотыгой и ножом в руках, ибо нужда вместе с насилием научили его садоводству.

И вот случилось однажды, что королю, который прогуливался по саду, показалось, что он узнал бедного Гвидотто, и хотя он считал невозможным, чтобы это действительно был он, ибо несчастье сделало его совсем не похожим на себя, однако, внимательно присмотревшись к Гвидотто, он стал колебаться и потому, приблизившись, обратился к нему по-тоскански с вопросом, кто он такой и откуда прибыл. Горемычный Гвидотто, услыша голос короля, поднял голову и, хотя выросшая за это время борода и королевское одеяние изменили его облик, тотчас же признал своего Мартино и понял, что он сделался королем Туниса. Со слезами он бросился к ногам короля и, онемев от чрезмерной и неожиданной радости, молча взмолился о помиловании. Тогда Малем окончательно убедился, что это его Гвидотто, и, чем более желанной для него была встреча с другом, тем большую радость он испытывал, видя его около себя; все полученное им от судьбы казалось ему ничтожным в сравнении с тем, что она прислала к нему друга, повергнутого в такую нужду. Он заставил его подняться, тотчас же снял с него цепи и, взяв за руку, отвел во дворец. И после того как они бесчисленное множество раз обнялись и поцеловались, рассказывая друг другу все приключившиеся с ними счастливые и несчастные происшествия, король тотчас же приказал одеть Гвидотто в королевское платье и повел его в зал, где находились все бароны. Открыв им, кто такой Гвидотто и какие благодеяния он оказал ему, король повелел каждому из придворных уважать и почитать Гвидотто, как его самого, поклоняясь ему, как королю и законному владыке.

Продержав Гвидотто около себя с год в таком почете и славе, король сказал ему:

— Дорогой друг, после того как богам и нашей счастливой судьбе было угодно столь невообразимо радостно осуществить мое давнишнее и единственное стремление, мне кажется необходимым позаботиться наконец о тебе и полностью удовлетворить твое желание. Потому заклинаю тебя узами нашей непорочной дружбы открыть мне, что тебе более по душе: остаться ли здесь со мной в качестве не только друга, но господина меня самого и всего, что у меня есть, или же возвратиться в Пизу с частью моего имущества, которое мне принадлежит скорее по счастливой случайности, нежели по праву; и твое желание будет тотчас же полностью удовлетворено.

Хотя Гвидотто был сейчас почти на положении короля, однако, сравнив свое прежнее положение с нынешним и будущим и побуждаемый любовью к родине, почтением к матери, привязанностью к родным и уважением к друзьям, он подумал прежде всего о совершенстве истинной Христовой веры и в конце концов решил возвратиться по милости короля к себе домой; и это свое решение он открыл королю вместе с его причинами. Хотя Малем, услышав этот ответ, и испытал сердечную боль, однако ему было очень отрадно удовлетворить желание друга, и он сказал ему:

— Милый Гвидотто, да будет мне свидетелем тот, кто один ведает сердечные тайны, что в столь великом счастье, которое он мне уделил без всяких твоих или моих домогательств, меня не могло постигнуть худшее огорчение, чем то, что ты меня покидаешь. Однако, учитывая, сколько благ я получил от тебя в дар вместе с самим тобою, не думаю, чтобы какая-либо благодарность могла достаточно вознаградить за столь великую щедрость, разве только то, что я уступлю тебя, который мне дороже всего остального, тебе же самому. И потому, нанося себе величайший ущерб, я хочу не только разрешить тебе возвратиться на родину, но, кроме того, отослать тебя богатым и счастливым, в сопровождении второго моего «я»; и это — моя сестра Маратра, которая, как тебе известно, очень молода, прекрасна, умна и благонравна. Я хочу, чтобы ты взял ее себе в жены как христианку, и да будет тебе угодно удовлетворить этим твою и мою душу для нашего общего счастья.

Воздав королю бесчисленные благодарения, Гвидотто ответил, что готов исполнить всякое его желание. Через несколько дней Малем велел священникам немедленно окрестить свою сестру, отдал ее в жены Гвидотто с приданым в двести тысяч дублонов, как драгоценностями, так и наличными деньгами, и отправил его с почетной свитой и прекраснейшими дарами в Пизу. Здесь новобрачных встретили и приветствовали с великим торжеством друзья и родственники. И они прожили много лет в богатстве, окруженные прекрасными детьми, пока не закончили свою жизнь в положенный им срок.

Великими и удивительными были неожиданные и разнообразные происшествия, принесшие столько многоразличных изменений в судьбе, случившиеся как с королем мавров, так и с христианином из Пизы. И хотя, конечно, начало проявлениям добродетели положил христианин, движимый внутренними побуждениями своей доброй природы и без какой-либо надежды на вознаграждение, все равно бесконечную благодарность тунисского короля можно назвать несравненной. Но поскольку приключения того и другого закончились радостно и весело, мы можем по заслугам прославлять их обоих как добродетельнейших людей; и лишь размышления о совершенстве нашей христианской веры, которую Гвидотто не захотел оставить, находясь столь высоко, побуждают меня рассказать о ней еще одну удивительную историю, случившуюся с султаном Вавилонии и Фридрихом Барбароссой [313] Фридрих Барбаросса (ок. 1125–1190) — германский король и император Священной Римской империи с 1152 г.; он вел напряженную борьбу с папством и итальянскими городами-государствами, особенно с Миланом. Случайно утонул на Сицилии, направляясь на Восток во время Третьего крестового похода. ; ее надо увековечить во всеобщей памяти как образец и в похвалу нашей непоколебимой и истинной вере.