Ивлин Во - Меч почета

– Есть в этом какой-нибудь смысл, сэр? – спросил сержант.

– Нам приказано сдаться, – возразил Гай. – Если мы скроемся, критянам придется заботиться о нас. Если нас найдут немцы, мы попадем в категорию военнопленных, а наших друзей расстреляют.

– Что ни говорите, сэр, все равно мне кажется, что это неправильно.

В это утро ничто не казалось правильным, все выглядело нереальным.

– По-моему, группа старших офицеров уже отправилась на поиски нужного человека для переговоров о сдаче.

Прошел час.

Низкорослый солдат набил свой вещевой мешок продуктами, повесил на плечи три фляжки с водой, сменил винтовку на пистолет, который артиллерист-австралиец намеревался бросить в море. Согнувшись под тяжестью ноши, но твердо переставляя ноги, он с важным видом зашагал прочь и вскоре скрылся из виду. Вдали, за выходом из гавани, поблескивало спокойное открытое море. Повсюду жужжали и роились мухи. Со дня прибытия на эсминце Гай ни разу не раздевался. Он сказал:

– Сержант, я вот что собираюсь сделать – выкупаться в море.

– Но не здесь же, сэр?

– Нет. Вон там, за мысом, вода, должно быть, чистая.

Сержант и два солдата отправились вместе с ним. Приказаний в этот день никто не отдавал. В толще скалистого мыса, образующего гавань, они отыскали расщелину. Пройдя ее, они попали в небольшую бухточку с каменистым пляжем, глубокой и чистой водой. Гай снял с себя одежду и во внезапном приступе эйфории принялся нырять и плавать, затем он лег в воде на спину и, закрыв глаза, долго покачивался под лучами солнца; ни один звук не доносился до его ушей, он ощущал только физическую легкость, одиночество и возбуждение. Перевернувшись на живот, он принимался плавать и снова ложился на спину, опять плавал, потом поплыл к противоположному берегу бухты. Здесь скалы отвесно спускались в глубокую воду. Протянув руку, он зацепился за выступ скалы. Нагретый солнцем камень был теплым. Гай подтянулся и, опершись локтями на выступ, отдыхал, болтая ногами в воде, доходившей ему до колен. Он сделал передышку, так как за прошедшую неделю потерял много сил, затем поднял голову и обнаружил, что смотрит прямо в чьи-то глаза – глаза человека, сидевшего над ним на выступе скалы из черного камня и пристально разглядывающего его; человек выглядел необычно чистым и упитанным по сравнению с другими из гарнизона Крита; в ярких лучах солнца его зрачки, казалось, были цвета устричной раковины.

– Не разрешите ли подать вам руку, сэр? – обратился к Гаю старшина Людович. Он встал, наклонился и вытащил Гая из воды. – Сигарету, сэр?

Предложив Гаю аккуратную, красочную пачку греческих сигарет, он поднес ему и зажженную спичку. Обнаженный, мокрый, Гай уселся рядом с ним и закурил.

– Где же вы все-таки пропадали, старшина?

– На своем посту, сэр. В тыловом эшелоне штаба.

– Я думал, вы дезертировали.

– Неужели, сэр? Вероятно, мы оба ошиблись в расчете.

– Вы видели майора Хаунда?

– Есть ли необходимость вдаваться в эти подробности, сэр? Не лучше ли признать, что для подобных расспросов еще слишком рано или скорее слишком поздно?

– Что вы здесь делаете?

– Если быть совершенно откровенным, сэр, я подумываю, не утопиться ли мне. Пловец я плохой, а море так и манит. Вы, сэр, в какой-то мере, видимо, разбираетесь в теологии. Я видел у вас кое-какие книги. Посчитают ли моралисты это самоубийством, если я поплыву прямо в море, сэр, в фантастической надежде добраться до Египта? Сам я не наделен верой в бога, но всегда интересовался теологическими умозрительными заключениями.

– Вам следовало бы присоединиться к остаткам штаба.

– Вы говорите как офицер или как теолог?

– Ни как тот, ни как другой, по правде сказать.

Гай встал.

– Если вы не собираетесь докурить эту сигарету, могу я получить ее обратно? – Старшина Людович заботливо отщипнул тлеющий конец сигареты и водворил окурок в пачку. – «Бычки» теперь на вес золота, – заметил он, перейдя на казарменный жаргон. – Я последую за вами в обход, сэр.

Гай нырнул и поплыл обратно. Когда он одевался, Людович уже присоединился к нему. На нем теперь была форменная одежда и, как заметил Гай, майорские погоны.

– Вас повысили в чине на поле боя? – спросил Гай.

– Сейчас не то время, чтобы строго соблюдать этикет, – ответил Людович.

Прекратив разговоры, они молча побрели в Сфакию. Толпа солдат разрослась и продолжала расти по мере подхода нестройных колонн, покинувших укрытия в горах и спускавшихся, еле передвигая ноги, вниз, к гавани. От складов продовольствия ничего не осталось. Повсюду под стенами домов, прислонившись к ним спинами, сидели солдаты, уныло жевавшие у кого что было. Общий интерес привлекала копошившаяся у лодки группа, которая теперь принялась сталкивать ее в воду. Возглавлявший группу саперный капитан покрикивал на солдат голосом более решительным, чем те, которые приходилось слышать Гаю за последние дни.

– Легче, легче… Вместе все!.. Раз, два – взяли!.. Так, так… Давай, давай… – Солдаты обессилели, но лодка продвигалась. Берег был крутой, скользкий от покрывавших его водорослей. – Давай еще! Вместе взяли! Еще раз… Пошла, пошла… Не задерживай… Вот так, вот она и плывет…

Гай устремился вперед, проталкиваясь сквозь толпу.

– Они спятили! – произнес стоявший рядом солдат. – Ни черта у них не выйдет.

Лодка была на плаву. Ее удерживали три человека, стоявшие по пояс в воде; капитан и остальные из его группы взобрались в лодку и принялись вычерпывать воду и готовить двигатель к запуску. Гай наблюдал за ними.

– Кто еще хочет с нами? – крикнул саперный капитан.

Гай пробрался к нему по воде.

– Каковы ваши шансы? – спросил он.

– Один к десяти – что нас подберут, и один к пяти – что дойдем самостоятельно. Мы не слишком хорошо обеспечены всем необходимым. Ну как, идете?

Гай ничего не взвешивал. В это утро ничто не поддавалось взвешиванию. Он видел перед собой только манящий простор открытого моря, испытывал удовольствие оттого, что нашел кого-то другого, взвалившего на себя тяжесть решения.

– Да. Только я еще переговорю со своими солдатами.

Двигатель после серии мелких хлопков выпустил клуб маслянистого дыма.

– Скажите им, чтобы решали поскорее. Мы отойдем сразу же, как только запустим эту штуку.

Гай обратился к своему отделению:

– Шансы выбраться – один к пяти. Я иду. Решайте каждый сам за себя.

Солдаты разведывательного отделения отрицательно покачали головой.

– А вы, старшина, как намерены поступить? Можете быть уверены, ни один богослов не посчитал бы это самоубийством.

Старшина Людович посмотрел своими тусклыми глазами на море, но ничего не сказал.

– Шлюпка с идущими в увольнение отходит! Есть еще желающие занять места? – крикнул саперный капитан.