Ивлин Во - Меч почета

Менее чем через час они находились на видимости блокгауза. Наблюдательный пункт был выбран в пятистах ярдах от него, в хорошо укрытом растительностью месте, где наблюдатели могли ожидать событий в безопасности и с удобствами. Партизаны начали движение из темноты и должны были выйти на ближайшие открытые позиции, окружающие объект атаки.

– Я продвинусь несколько дальше, чтобы посмотреть на них, – заявил Снейфель.

– Я останусь здесь, – отозвался Йэн. Он все еще ощущал последствия шока.

Генерал Спейт разглядывал поле боевых действий в очень большой бинокль. Термин «блокгауз» оказался слегка вводящим в заблуждение. Генерал увидел весьма прочный небольшой форт, построенный более столетия назад и являвшийся частью оборонительной линии христиан от турок.

– Теперь я понимаю, почему они запросили воздушную поддержку, – сказал генерал Спейт. – Не вижу там никакого движения. Как бы то ни было, мы достигли внезапности.

– Фактически, – вполголоса сообщил де Сауза Гаю, – не все идет как надо. На марше одна бригада заблудилась. Но они еще могут успеть подойти вовремя. Не проговоритесь нашим союзникам.

– Мне кажется, должно бы быть больше признаков жизни на этом немецком объекте, – сказал генерал Спейт. – Кажется, там все уснули.

– Там засели домобраны, – пояснил переводчик комиссара.

– Как, как? Повторите, пожалуйста.

– Фашистские коллаборационисты.

– О, но в Бари я понял, что мы будем драться с немцами. Впрочем, наверное, это одно и то же.

Солнце поднялось уже высоко, но на затененном наблюдательном пункте было прохладно. По плану авиационная поддержка должна была начаться в десять часов. Появление самолетов означало также сигнал для выхода пехоты из укрытий.

В половине десятого внизу под ними вспыхнула ружейная перестрелка. Партизанский генерал выглядел раздраженным.

– Что они там задумали? – спросил генерал Спейт.

Вниз послали партизанского связного, чтобы узнать, в чем там дело. Прежде чем он возвратился, стрельба прекратилась. Когда связной прибыл с докладом, переводчик сказал генералу Спейту:

– Это просто так, по ошибке.

Мирной тишине в долине пришел конец. На протяжении следующей четверти часа раздавались случайные выстрелы, по-видимому наугад: одни с парапета блокгауза, другие из окружающих его укрытий. Затем, как раз в тот момент, когда на замысловатых часах генерала Спейта минутная стрелка коснулась зенита, в голубом небе с пронзительным воем появились два самолета. Один за другим они внезапно ринулись вниз. Первый выпустил одновременно две ракеты, которые в цель не попали и взорвались в лесу, там, где сейчас сосредоточилась часть атакующих сил. Второй самолет атаковал точнее. Обе его ракеты попали точно в каменную кладку форта, подняв взметнувшееся во все стороны облако пыли и щебня. Затем самолеты набрали высоту и описали круг над ними. Гай, помня о пикирующих бомбардировщиках на Крите, безжалостно выслеживавших и обстреливавших наземные войска, ожидал их возвращения. Но самолеты скрылись, и рокот их двигателей замер.

Летчик, посланный в качестве наблюдателя, стоял поблизости.

– Красивая работа, – сказал он, – точно по времени, точно по цели.

– И это все? – спросил Гай.

– Да, все. Теперь пусть поработают солдаты.

В долине воцарилась тишина. Обе стороны, друзья и враги, ожидали возвращения самолетов. Пыль осела, и стоявшие на склоне холма наблюдатели с биноклями увидели отчетливо выделявшиеся разрушения на массивных стенах блокгауза. Кое-кто из партизан открыл огонь. Однако противник по-прежнему оставался вне видимости. Наблюдатель от военно-воздушных сил принялся объяснять генералу Спейту сложность задачи, успешное выполнение которой он только что наблюдал. Комиссар и партизанский генерал возбужденно и с раздражением разговаривали на своем языке. Снизу к ним прибыл связной с докладом.

– Похоже, что атаку придется отложить, – объяснил переводчик генералу Спейту. – Сюда движется получившая оповещение немецкая танковая колонна.

– Как поступают ваши люди в таком случае?

– Перед немецкой танковой колонной они рассеиваются.

– Пожалуй, «дядюшка», – обратился де Сауза к Гаю, – нам лучше подумать о завтраке для наших визитеров. Они уже посмотрели все развлечения, которые мы могли предложить им.

Однако он ошибся. В тот момент, когда наблюдатели направились к своим автомобилям, Йэн воскликнул:

– Смотрите!

Из зарослей, довольно близко подступавших к стенам блокгауза, вынырнули две фигуры и бегом пустились по открытой местности. Гай вспомнил заповедь своего инструктора стрелкового дела: «На расстоянии двухсот ярдов все части тела человека видны отчетливо. На расстоянии трехсот ярдов очертание лица человека расплывчатое. Четыреста ярдов – лица уже совершенно не видно. На расстоянии шестисот ярдов голова становится точкой, а тело сходит на конус». Он поднял бинокль и узнал нелепую пару. Первым из ним был Ритчи-Хук. Он неистово подавал знаки, призывая на штурм находившихся позади него и уже повернувших назад солдат; генерал бежал медленной и неуклюжей рысью вперед – к тому месту в стене, где ракеты разворотили кладку. Он не оглядывался и потому не видел, следует ли кто-нибудь за ним. Он не замечал, что за ним бежит всего один человек – Снейфель. Подобно терьеру, подобно карлику-шуту, которому позволено болтаться под ногами владетельного средневекового принца, Снейфель носился вокруг генерала со своим фотоаппаратом, то припадая к земле, то вприпрыжку забегая со всех сторон, такой маленький и увертливый, что избегал огня снайперов со стен. Первая пуля попала в Ритчи-Хука, когда он находился приблизительно в двадцати ярдах от стены. Он развернулся на триста шестьдесят градусов, припал на одно колено, но тут же поднялся и медленно снова заковылял вперед. Он уже приблизился к стене и стал нащупывать опору, как выпущенная сверху пулеметная очередь уложила его наповал. Снейфель остановился на мгновение, достаточное для того, чтобы запечатлеть последнюю позу генерала, затем стремглав помчался прочь от стены; защитники форта были настолько поражены всем происшедшим, что не возобновили стрельбу до тех пор, пока Снейфель не нырнул в ряды партизан.

Немецкий патруль – не танковая колонна, как доложили разведчики, а две разведывательные бронемашины, вызванные по телефону, когда прозвучали первые выстрелы, – прибыл к блокгаузу и обнаружил только следы взрыва ракет и тело Ритчи-Хука. С дороги они не съезжали. Лес, куда попали ракеты с первого, не поразившего цели самолета, осмотрело отделение домобранов. Они нашли там дымящиеся стволы деревьев и тела четырех убитых партизан. Озадаченный немецкий капитан составил донесение об этом происшествии, копии которого были приобщены ко всем соответствующим делам и картотекам разведывательной службы; скептические толки вокруг этого события продолжались до тех пор, пока разведывательный отдел, занимавшийся Балканами, не прекратил свою деятельность. Атака укрепленной позиции одиноким британским генерал-майором, сопровождаемым, по одним данным, маленьким мальчиком, а но другим – карликом, не имела прецедента даже у Клаузевица. В данном случае, считала немецкая разведка, видимо, имел место какой-то глубоко скрытый мотив, который остался для них тайной. Возможно, это был труп не настоящего Ритчи-Хука – им была известна его полная биография, – а какой-то готовой на смерть жертвы. Значит, настоящий Ритчи-Хук был предназначен для какой-то секретной операции. Во все концы «европейской крепости» были разосланы оповещения, требовавшие усилить бдительность и не упустить одноглазого человека.