Светолик Ранкович - Лесной царь

Занялась заря. Весь городок, с извилистой, тихо журчащей речкой, окутал белый влажный туман. Он устлал своим легким покровом и всю лощину, по которой тянулась главная и единственная городская улица. Умолкли после долгого утреннего кукареканья петухи. Все еще сидя на жердях, они расправляют затекшие ноги и крылья, вытягивают вниз шеи, словно хотят удостовериться: не случилось ли чего на земле за ночь. Уже поскрипывают кое-где двери, тарахтят оцепы колодцев: это еще не очнувшиеся от сна ученики и подмастерья таскают воду своим свирепым хозяйкам, которые потягиваются на перинах подле своих откормленных и флегматичных мужей. Тускло мерцают перед кафанами фонари, точно души чахоточных стариков. То тут, то там отворяется окно, и в нем показывается заспанная голова, необычайно толстая рука почесывает затылок. С гор дует холодный резкий ветер. Город просыпается.

Распахнулась дверь уездной управы, и на пороге появился Радисав. Лениво сунув руку за пазуху, он почесывается, как человек, проспавший без просыпу целую ночь. Открылось окно и на верхнем этаже, в комнате стражников, и в нем появился только что пробудившийся от сна стражник. Поглядев на улицу, он почесал затылок, зевнул во весь рот и обратился к Радисаву, который все еще стоял на пороге.

— Погляди-ка, Раде, там, под окнами! Что-то мне всю ночь чудился какой-то стук.

— А-а-а-а… — зевнул Радисав и поднял заспанные глаза на стражника. — О чем ты?

— Погляди вон там. Под окнами.

Радисав неторопливо зашагал, окидывая взглядом стену, внезапно он остановился и воскликнул:

— Ух, проломана стена!..

— Что ты говоришь? — крикнул из окна стражник.

— Зови людей, буди начальника! — крикнул Радисав и ошалело заметался вдоль стены, не зная, войти ли ему внутрь или оставаться снаружи.

В один миг всполошилась вся уездная управа. Примчались стражники, кто в чем был: кто в одном башмаке, кто совсем босой, а один выскочил прямо из постели, да так, раздетый, и замешался в толпу. Выбежал и заспанный начальник в накинутом на плечи сюртуке и в шлепанцах на босу ногу. Стали сходиться сначала по одному, а потом целыми толпами любопытные горожане. Перед управой собрался чуть ли не весь город. Начальник осмотрел пролом, он был невелик; казалось, сквозь него не просунешь и голову. Люди дивились, зевали, потягивались.

— Так вот почему у меня с вечера звенело в левом ухе, — начал лавочник Мирко, — то и дело: дзи-и-инь… дзи-и-инь… дзинь! Ясно, что-то должно было случиться. Я и говорю своей Круне: «Обязательно получим какое-то известие». А она уверяет: «Ежели звенит вечером, это не в счет». Черта с два, не в счет, уж что я знаю, то знаю.

— Клянусь богом, и у меня был знак, — заметил Мирков сосед, башмачный мастер Цветко, — все время дубильный чан потрескивал: повернешь его так, он — цак! повернешь эдак, он опять — цак! О, думаю я, ей-ей…

— Да и я по собакам понял, что дело неладно, — перебил его портной Коста. — Всю ночь лаяли, точно взбесились. Я сразу понял, что это неспроста…

— Как он только пролез, убей его бог, худой, должно быть, как щепка. Туда, пожалуй, и добрый кулак не всунешь.

— И верно! Если бы не осмотрели камеру, то и не поверишь, что он ушел.

— А что ее осматривать? — бросил Радисав. — Он уже в другом округе.

— Вы что, не были в камере? — сердито спросил начальник.

— А что проку… — начал оправдываться Радисав, но добрая сотня голосов не дала ему договорить.

— Еще не осмотрели камеру! Не отпирали! Да он, братец, еще; там сидит…

— Тут и ребенок не пролезет!

— Отворяй! — крикнул начальник, и вся толпа повалила к арестантскому помещению.

Радисав отпер замок и распахнул дверь настежь. Сквозь пролом врывался утренний свет. С первого же взгляда все убедились, что внутри пусто. Перед дырой в камере ни одного кирпича, ни одного куска штукатурки. Ясно, что стену ломали снаружи, что поработало тут наверняка немало людей и что дело тут весьма серьезное.

Исправник тотчас понял, что, пойдя на этот шаг, Джюрица поставил себя вне закона, оставалось лишь непонятным, почему понадобилось проламывать стену. Ведь не закованному в кандалы Джюрице не раз представлялась возможность бежать, если он уж на такое решился. А из того факта, что стену проломили и освободили Джюрицу другие, он сделал вывод, что придется, очевидно, иметь дело с большой бандой, которой понадобился человек, поставивший себя вне закона, и которая нашла такого в лице Джюрицы. Но опять же, зачем проламывать стену? Только раскусив этот орешек, можно было захватить все нити в свои руки. Но тот, кто задал эту головоломку, не оставил достаточных данных для ее разрешения.

Уездный начальник отправился с приставами в канцелярию и принялся составлять донесение в округ, а приставы взялись поспешно строчить приказы в Кленовицкую общину, откуда был родом Джюрица, а также во все соседние общины: «дабы вышеуказанного Джюрицу Драшковича, елико возможно, разыскать, изловить и под надежным конвоем, крепко связанным, препроводить в уезд». Стражники, как только приказы были написаны, сели на коней и поскакали во весь опор.

Между тем у пролома собрался весь город. Судили, рядили, как это могло произойти, хотя почти все отлично знали, чьих рук это дело. Возник даже занятный спор между кузнецом Марко и одним толстенным портным.

— Слушай, какой кулак, что ты несешь! Да я могу туда пролезть! — крикнул Марко.

— Даже голова твоя, братец мой, не пролезет, — возразил портной.

— Сколько даешь, а?

— Чего там давать?.. Знаю, что не сможешь.

— Марко хочет биться: об заклад! Браво, Марко, — заголосили любопытные зрители.

— Я-то хочу, да он артачится!

— Почему, кто сказал? — воодушевился портной. — Давай на кофе!

— Берегитесь, господин Мита, как бы вам не погореть на такой огромной биржевой спекуляции! Еще обанкротитесь из-за этого кофе! — воскликнул аптекарь, а слушатели от такой остроты чуть не лопнули со смеху.

— Ладно, спорим! — ответил ему Мита. — Но самое меньшее — на окку [9] Окка — мера объема, равная примерно 1280 г. вина.

Разглагольствования продолжались до тех пор, пока солнце не припекло и не напомнило хозяевам, что лавки еще не открыты. Огромная толпа разбилась на небольшие группы, которые продолжали толковать об утреннем событии и дальше, но уже более смело и откровенно, чем перед тюрьмой.

А Джюрица, перебежав с Вуйо (прочие соучастники разошлись кто куда) улицу и оставив позади речку, углубился в лес и только там почувствовал себя как рыба, метнувшаяся с горячего песка в воду. Когда они порядком удалились от городка, Вуйо остановил Джюрицу.

— Ну, а сейчас придется нам расстаться: я пойду налево, по долине и урочищу, а ты шагай направо, до косогора; а оттуда по косогору прямиком к моему дому, только не теряй ни минуты и гляди, чтобы никто тебя не увидел.