Светолик Ранкович - Лесной царь

Станка очень удивилась. «Джюрица — гайдук! Как это может быть? — подумала она. — Две недели тому назад мы вместе окучивали на мобе [10] Моба — добровольная помощь в сельскохозяйственных работах (сербохорват.) . кукурузу, и хоть бы что. Он, как и все, — хорошо окучивает, пляшет коло… правда, меньше других шутит. Но все-таки…»

— Как же так? Почему его объявили гайдуком, если он еще никого не убил? — спросила она с любопытством.

— Он убежал из тюрьмы и скрывается в лесу, а там нет ни закона, ни властей, каждый сам себе и власть и закон, вот тебе и все! — объяснила стоявшая здесь же дочь общинника.

— Гм, тут что-то не так… Пускай себе на здоровье уходит в лес, какое кому дело? Пусть бы и жил там, коли у него есть еда, лишь бы никого не трогал. А пока он никого не трогает, и его никто не смеет тронуть.

— На той бумаге черным по белому написано, что, если через три дня Джюрица не отдаст себя в руки правосудия, его может убить всякий. Ей-богу!

— И правильно, что не отдался. И про меня могут такое написать, а пусть кто-нибудь посмеет подойти ко мне. Пусть только посмеет!..

— Верно. Он смеется над их угрозами! Нелегко убить такого человека, — подхватила другая.

— Потому-то он и сторонился других. Лишь бы не быть, как все… тьфу, да и только. Чего от него ждать?! — заметила третья.

— А ты чего его хулишь? — снова вмешалась в разговор Станка. — Не нравится, что он гайдук? А мне это как раз по душе. Я ведь на него толком ни разу и не поглядела, а сейчас, клянусь богом, не прочь о ним встретиться.

— Господь с тобою, Станка, неужто не побоишься на глаза ему попасться?

— Мне не страшен и бешеный волк в лесу, не то что простой человек.

— Ищи ветра в поле! — закричали девушки и стали расходиться.

Станка нарочно задержалась, пока подружки не отошли подальше, потом наполнила ведра, играючи вскинула коромысло на плечо и, размышляя обо всем, что слышала, пошла домой.

«Вот это человек, — рассуждала она, — такой не боится ни ружья, ни закона, никого, кроме бога одного. Ходит себе с ружьем по зеленому лесу, и все живое бежит от него… Настоящий лесной царь!.. Не страшны ему ни зверь, ни вампир, а эти наши трусливей баб. Срам, да и только!.. Эх, не знала я раньше, хоть бы рассмотрела хорошенько, пока он был здесь… Но ничего: повидаю его во что бы то ни стало».

— Бог на помощь, Станка! — крикнул кто-то, появляясь из-за плетня.

Девушка подняла голову и сердито посмотрела на Сретена, который пошел было к ней, но, встретив ее взгляд, остановился как вкопанный и опустил голову.

— Чего за плетень спрятался, словно жеребят собрался пугать! — крикнула Станка сердито и двинулась дальше. Девушка искусно скрыла свое замешательство, на самом же деле ее очень удивило это неожиданное приветствие.

Сретен зашагал рядом.

— Я, знаешь, обходил пшеничное поле, потом вижу, ты идешь с ведрами… и подумал, дай-ка подожду… Знаешь, как его… пшеница у меня больно хороша: сотня копен наберется. А сливы до чего налились, во! Ежели нынче будет цена на них, дадут восемьдесят дукатов, не меньше… Слава тебе господи!..

— Слушай, как задумаешь жениться, сватов себе не ищи: сам ловко хвастаешь. Бабка Ружа и та лучше не сумеет.

— Как? Ей-же-ей, нет… — Сретен обиделся. — Я просто так говорю, а ты сразу… Не надо!.. Мой отец говорит…

— Ступай и расскажи о том Милеве, — прервала его Станка, — она частенько на тебя поглядывает.

— Нет этого… а если хочешь, я тебе скажу…

— Не надо, не надо, знаю я, о чем ты… Скажи обо всем Милеве, — снова перебила его Станка и повернула направо к дому.

Тем временем Вуйо, узнав о предупреждении властей, встревожился. Джюрица мог, чего доброго, покаяться, прийти к властям с повинной, ведь преступление его не так уж велико, и тогда все старания и планы Вуйо рассыплются прахом. Нужно было тотчас пресечь все пути к отступлению, и он принялся за дело. Прежде всего Вуйо строго-настрого велел Джюрице не высовывать носа из своей каморки: его-де усиленно разыскивают. Этим он лишал его возможности встретиться с кем бы то ни было и узнать о своем положении. Затем Вуйо позаботился о том, чтобы превратить Джюрицу в настоящего разбойника и тем самым сделать для него немыслимой явку с повинной.

В тот же день Вуйо позвал одного из своих наперсников и отдал ему какой-то наказ, а сам отправился в город. Разыскав на базаре своего главного городского агента, кузнеца Симо, он бросил ему мимоходом два-три слова и отправился к пивной «Европа».

— А, вот и третий! — воскликнул аптекарь, сидевший с Живко Цаплей, отставным полицейским приставом, когда увидел, что Вуйо в хорошем настроении, и похлопал ладонью по столу.

На пороге появился грязный, в замасленном переднике мальчик:

— Дай-ка нам Дарвина!

— Хо-хо-хо-хо! — засмеялся пристав, словно впервые услыхал эту остроту, хотя в разных вариантах она повторялась уже, наверное, несколько лет.

Поначалу аптекарь называл карты «Евангелием», однако заметив, что кое-кто из публики хмурится окрестил «философией». Утвердив это генеральное определение он принялся делить его на части, по представителям. Сначала — был Бэкон (это название продержалось дольше всего, ибо своей звучностью весьма импонировало захолустному городку), потом — Кант, потом Гус (точно неизвестно, что заставило аптекаря остановиться на имени чешского реформатора) и, наконец, Дарвин. Разумеется, аптекарю каждый раз приходилось разъяснять публике значение этих имен и тем самым, как он утверждал, «распространять научно-философские идеи в тихой Шумадии».

— Не тот ли это что утверждает, будто у человека есть хвост? Хо-хо-хо! — спросил пристав.

— Дядя, тебе сдавать, — обратился аптекарь к Вуйо, когда принесли карты.

— Сними-ка, племянничек, и заглянем, как говорится в книгу!

Аптекарь открыл восьмерку пик и начал сдавать…

Час спустя по улице прошел кузнец Симо. Поравнявшись с игроками он как-то странно кашлянул, тихо, осторожно, чтобы не привлечь ничьего внимания и зашагал дальше. Вуйо незаметно дернул правым плечом, так как сидел спиной к улице, и продолжал играть. Закончив партию, он неторопливо поднялся и с видом человека, который не знает, куда деться, двинулся по улице. Перед одной из кафан он встретил Симо.

— Что нового? — спросил он тихо.

— Завтра Милутин везет в Жабары задаток за ракию, — ответил Симо.

— Когда?

— На заре.

— Это точно?

— Так говорят.

— Добро, — ответил Вуйо и зашагал домой. По дороге его остановил, выйдя из овражка, наперсник.

— Разыскал? — спросил Вуйо.

— Разыскал, говорит, что может.

— Добро. Ступай сейчас же и скажи, пусть, как только смеркнется, придет ко мне домой, и ты приходи.

— Разве и мне… на дело?