Светолик Ранкович - Лесной царь

— Благо вам, вы сами себе господа! — восклицает Джюрица и вздыхая, надвигает шапку на левую сторону, чтобы защититься от пронизывающего ледяного ветра.

По дороге поспешают селяне, пешие и конные, проезжают ломовые дроги и дровни, груженые и порожние, мчатся на санях господа; все эти люди веселы, независимы, они поют песни или покрикивают на лошадей, никто не боится полицейского или стражника, не опасается чужого взгляда… И он с завистью смотрит на этих беззаботных и веселых путников.

«Зверь!.. Зверь, попавший в облаву!.. А я-то думал, что свобода там, среди безмолвия зеленого леса! Да еще зачем-то связался с этой женщиной?.. В самом деле, как я тогда был глуп! Не знал, что делаю, думал, нет слаще жизни, нет большего счастья, чем ее ласки… Станка Радоничева… Кинулся бы под град пуль, пробился бы сквозь огонь и воду за один ее взгляд, за одну улыбку… А сейчас?.. Эх, не знал я тогда лучшего!.. Горожанки, брат, так и пляшут перед тобой, увиваются, да еще какие горожанки!.. Точно писаные, белые как кипень, пригожие, приветливые… А я тащу с собой эту мученицу, сам не знаю зачем; ни мне от нее никакого прока, ни ей от меня!..»

— Эх! — крякнул он горестно и бросил сердитый взгляд на Станку, терпеливо и спокойно шагавшую рядом.

Станка не знала, что творилось в его душе, не угадывала и роившихся в нем мыслей. Она понимала лишь одно: Джюрица в опасности, страшной опасности, и она уходит с ним туда, где ему не будет ничего угрожать. Станка раз и навсегда решила не покидать его, быть рядом с ним во всех бедах и невзгодах, и она твердо держит свое слово, следуя за ним как тень. В награду за принесенную жертву она хочет от Джюрицы лишь чистой, искренней любви. Она и представить себе не может, что он с легким сердцем разошелся бы с ней, не приходит ей в голову, что он смотрит на нее как на тяжкую обузу, которую он охотно бы скинул с плеч. Довольствуясь его привычным обращением, Станка всецело предалась своим мыслям, где чудное прошлое — ее девичество — занимало первое место…

Ветер со свистом метет по голым буграм, мимо которых пробираются беглецы, его порывы полосуют лицо точно острым ледяным лезвием и уносятся дальше, вдоль гладкой снежной равнины, по бескрайнему снежному покрову, куда-то в мглистую даль…

А старый, седой Дунай вьется внизу, перекатывая на своих мощных плечах бесчисленные ледяные глыбы, их грохотание и глухой скрежет доносит бешеный ветер, вливая в одинокое сердце ужас и боль…

После многих мытарств и страхов беглецы добрались наконец до Смедерева. Их тотчас укрыли. Пароль Тимы помог получить все необходимое на первое время…

Молча грезит гайдук в мрачном логове, ничего вокруг не видя… И кажется ему, будто он под густой сенью прохладного леса, укрывшего его мощным зеленым покровом. Шелестит, гудит лес, заунывно тих его шум, слагающийся в своеобразную дивную мелодию… Согласно, мерно покачиваются буковые ветви, гудит-звенит гордый дубняк, шепчутся о чем-то березы, дрожит пугливая осина… А над ней, над мрачной и хмурой чащей сверкает веселое солнце, греет густую листву, в прохладе которой так легко и сладко дышится…

Где ты, развесистый зеленый лес! Куда запропастилось ты, горячее и светлое солнышко!.. Гайдук стосковался по вас!..

Весна, светлая, веселая, буйная весна… В лесу распустились почки, молодая листва блестит под теплым и ясным солнечным светом. Корни втянули в себя живительную влагу, погнали ее на верхушки ветвей, и через неделю-другую вместо голых прутьев уже раскинулся густой, зеленый, тенистый шатер… Поля играют, переливаются светло-зеленой новиной, которая, точно щетка, густо пробилась из земли… Ласково греет солнце, его лучи весело освещают ожившую землю, согревают ее почерневшую кору, чтобы извлечь из нее бесчисленное множество новых жизней. Ожили, повеселели, стали ярче и растения и животные, и даже вода в быстрых горных ручейках журчит веселей и шепчет песню о новом счастье и новой жизни…

И сердце гайдука бьется живей и веселее, перед ним маячит неясная надежда, и его охватывает какая-то непостижимая светлая радость, сердце порой сладко замирает; полное надежд, оно хочет любить, прощать…

Джюрица вернулся в родные края, куда с неодолимой силой влекло его сердце.

Помня последний совет Новицы, гайдук решил сперва встретиться с ним. Но для этого пришлось идти прямо к себе в село, чтобы через верных людей вызвать Новицу.

Когда Джюрица и Станка поднялись на Орловицу, высокую вершину длинной горной цепи, отделяющей шумадийские волнистые равнины от громоздящихся друг на друга глыб Рудника, солнце только зарождалось. Перед ними, переливаясь, запестрела живописная котловина с беспорядочно разбросанными белыми, крытыми черепицей домиками; стены и залитые солнцем красные крыши чуть проглядывали сквозь густую зелень фруктовых садов. Среди густой зелени то там, то сям неясно обозначились крыши хлевов, стога прошлогоднего сена, темнела серыми пятнами солома на овинах и сараях, а над всей купой деревьев весело тянулся в ясное небо стройный тополь, радостно трепеща в лучах восходящего солнца…

А там, вдоль реки, на самом дне котловины, раскинулось до самых Качерских гор, затянутых густым белым туманом, изумрудное урочище. Все сверкает на нем в лучах солнца, все зелено, светло, радостно…

Красота долины невольно приковала их взоры. Крестьяне не воспринимают красоту умом, но хорошо чувствуют ее сердцем и любят. Нет для них большей услады, чем видеть милый родной край…

Усталые путники ожили, позабыли о муках и невзгодах, пережитых на чужбине, в глазах загорелся веселый огонь, душа преисполнилась блаженством, буйной радостью, счастьем…

Джюрица поглядел на Станку, да так и замер: к ней вернулся утраченный блеск красивых очей, обаятельная прелесть всего облика!.. Молодую женщину, казалось, внезапно переродили эти волшебные горы!..

— Стале! — растроганно воскликнул он, в одном этом слове выразив все свои чувства.

Станка посмотрела на мужа, поняла его восклицание и молча перевела взгляд на раскинувшуюся перед ней величественную картину.

— Да, — промолвила она. — Дожила!..

— Глянь-ка, видна шелковица в вашем винограднике!

— А вон и роща!.. Какая уже зеленая!..

— И вербы вдоль реки… вьется, как змея.

— Теперь не жалко и умереть.

— Зачем? Будем жить, Стале!..

Обнявшись, они весело спустились в село, пожирая глазами каждое дерево, каждый камень.

При виде покинутого им родного жилища, где он провел беззаботную юность, у Джюрицы сжалось сердце, тоска стеснила грудь. Все казалось ему сейчас другим. Щемящее душу запустение царило вокруг его гнезда, во дворе пусто, кругом немая тишина, нигде ни признака жизни… Он подошел к двери, толкнул ее: растрескавшаяся, осевшая дверь заскрипела, за ней глухо отозвалось эхо нежилого дома…