Эрнст Гофман - Сестра Моника

Упоительный миг! На изумительное, еще никем не оскверненное тело легли красные отблески проникавшего в комнату сквозь шторы светила, ненавидящего покровы; и лишь лицо Аврелии -лик Мадонны — пока тетка раздвигала ее нежные чресла и рассматривала таинственное чудо лукавой природы, чудо, которое, казалось, хотело разглядеть и солнце, — оставалось белым словно лилия...

— Ah, та Niece! Ма Chere! [147] Ah, та Niece! Ма Chere! (фр.) — Ах, моя племянница! Моя дорогая! — воскликнула Аврелия, наклонилась и поцеловала губы страсти, к благородному шепоту которых культурный человек относится с таким презрением. — Ah, та Niece! Тебе я могу признаться во всем! Телесным зрением вижу я символ твоей душевной невинности непорочным; и — ты понимаешь меня, ты целиком мною прониклась — от тебя мне нечего скрывать.

Евгения опустила платье, а Аврелия продолжала:

— Да, любовь моя. Сегодня я чуть не стала Арривой. Отец Ансельм был уже в исповедальне; мне ведь совершенно не в чем исповедоваться, верная системе, согласно которой нравы без чувств и мораль без чувственности не приводят к совершенству и не несут высшего смысла: я пожаловалась ему лишь на то, что до сегодняшнего дня немногие искушения преодолевала я с усилие м; все давалось мне легко... «Неужели? — ответил отец Ансельм и посмотрел на меня с удивлением. — Юность! Красота! Темперамент! Здесь все сходится в единой точке; в точке наслаждения, и тем не менее...!! Подобная добродетель для меня загадка!.. Не могли бы вы, мадмуазель, повторить это признание вон там, перед алтарем великой грешницы Марии Магдалины, не стыдясь собственного тщеславия и гордости?..» — «Могу!» — был мой ответ... «Тогда пойдемте», — сказал Ансельм; мы вышли из исповедальни и пошли к алтарю Марии Магдалины, который, как ты знаешь, стоит в углу. Не задумываясь о том, нужно ли мне подождать указаний Ансельма, я бросилась на ступени алтаря и произнесла: «Святейшая, самая кроткая из всех грешниц!» — Но не успели еще эти слова слететь с моих уст, как я почувствовала, что меня кто-то схватил, почувствовала, как кто-то задрал мне юбки, исподнее и раздвинул мои чресла. С моих губ не сорвалось ни звука — да и в церкви никого не было, но я вертелась как баядерка; никакой Геркулес не смог бы меня опозорить.

— Это сделал Ансельм — немощный? — спросила Евгения.

— Боже милостивый! Нет, это был великолепный Ромуальд, наш каноник, который так приглянулся тебе на последнем маскараде.

— Тот самый?

— Тот самый! Он был лишь в рясе, без штанов. Своим прекрасным мускулистым животом он прижался к моему голому заду; его яростный член прорывался к моему лону, будто молния сквозь тучи, но... напрасно! Я так крепко зажала его в бедрах, так решительно, что он не смог освободиться от наваждения, доведшего его до безумия.

«Мадмуазель! Мадмуазель!» — ревел осатанелый. — «О Ансельм! дай мне кинжал! пронзи им грудь этого негодяя... Madelaine!.. Madelaine! Sainte Madelaine! [148] Madelaine! SainteMadelaine! (фр.)-Магдалина! Святая Магдалина! — причитала я. — Посмотри, что может выдержать женщина!..»

«Да, черт побери! — воскликнул Ромуальд, в то время как я все крепче и крепче сжимала бедра. — Отпусти меня! Потаскуха, какой нет подобных! Победа за тобой ...»

Я разжала бедра, и в мгновение ока Ансельм опустил мои юбки, Ромуальд исчез...

Ансельм поцеловал мне руку и сказал: «Я отпускаю вам все грехи до самого вашего сорокалетия...»

«Не беспокойтесь, святой отец! — отвечала я. — Так долго жить я не намереваюсь. Без красоты не будет и искушения. В скором времени вы обо мне услышите».

С этими словами я его оставила и ушла оттуда в твердом намерении еще сегодня, как Кларисса [149] ... как Кларисса — Кларисса — героиня романа в письмах Самюэля Ричардсона (1689 -1761) «Кларисса, или История молодой леди» (1747-48), обманутая и изнасилованная злодеем Ловеласом, Кларисса продает свою одежду, чтобы купить гроб, пишет прощальные письма, составляет завещание и умирает. , составить завещание, а завтра умереть...

— Тетя! — вскрикнула Евгения. — Умереть?

— Да! Офранвиль и Верганден — оба сумасшедшие. Я же не хочу, что называется, стать из-за них тоже безумной... лучше... умереть...

Мы восторженно внимали Аврелии; закончив, она посмотрела на нас и сказала:

— Подойди сюда, Фредегунда.

Я подошел, преклонил колени, приподнял ее мантилью и исподнее и поцеловал ее в левую коленку, пытаясь при этом отыскать взглядом темную долину любви. Клементина дернула меня вверх, и исподнее Аврелии, подобно покрывалу Исиды [150] ... подобно покрывалу Исиды — Исида — египетская богиня плодородия, воды и мудрости, символ женственности, почитавшаяся также в древних Греции и Риме. В греко-римском мире ее называли «та, у которой тысяча имен». В городе Саисе находился самый известный храм Исиды, где статуя богини находилась под покрывалом, и над статуей было написано «Я есть все бывшее, и будущее, и сущее, и никто из смертных не приподнял моего покрова». , накрыло меня с головой, не успел я опомниться, как губы мои уже касались лабиринта жизни; острые зубы мои зацеплялись за самые тонкие из нитей Ариадны.

— Ты, бесстыдница! — засмеялась Аврелия, отступила назад, и ее пленительные бедра оказались напротив лукавых глаз племянницы. — Что с тобой сталось? Признавайся, кто дал тебе мужское платье?

— Мужское платье! — воскликнул я и, отлично осознавая, что делаю, до пупка задрал свое платье.. . — Мужское платье?

Увидев перед собой мой отвердевший член, шалуньи, все трое, громко закричали, словно увидели копье Бегемота [151] ... копье Бегемота — Бегемот в христианской мифологии — демон плотских желаний. .

— Ма foi, — воскликнула Евгения, подошла ко мне и неожиданно уколола мой красный орган булавкой, да так, что я завопил. — Ма foi, c’est Janthe! [152] Ma foi. C’est Janthe! (фр.) — Клянусь честью! Это Ианта. Супруга Ифис... [153] Ианту, супругу Ифис, Исида превратила в прекрасного юношу.

— Воистину! — ответила Аврелия. — А вот груди Исида должна была ей оставить женские; посмотрим, что получится! Положите этого бессовестного гермафродита на стул. Ты, Клементина, держи его покрепче, а ты, Евгения, залезь ему под одежду и ласкай там своей нежной рукой его соски...

Я притворился, будто хочу сбежать; но девицы быстрее молнии бросились на меня, положили меня на стул и оголили мне зад.

Господи, как я испугался, когда увидел Аврелию, стоящую передо мной с розгой, сплетенной из фортепьянных струн!

— Ах, милостивая госпожа! — завопил я; но Клементина с силой подняла мне руки, а Евгения залезла мне под одежду. — Ах, милостивая госпожа! пожалейте мой бедный зад!