Эрнст Гофман - Сестра Моника

Здесь она погасила свечу и тихонько легла рядом со мной. Я чувствовал ее сладкое дыхание; я вдыхал восхитительный молочный аромат самого чистого из всех девственных тел, и сотни поцелуев покрывали мои глаза, щеки, грудь и прочие органы чувственных наслаждений. Дрожа, она взяла моего амура, и его природная мощь растаяла в ее нежной руке, словно снег у подножья Монблана [169] Монблан — гора во Франции, самая высокая вершина Альп. под горячими лучами весеннего солнца. Я повернулся к прекрасной Сафо [170] Сафо — древнегреческая поэтесса, воспевавшая любовь. , раскрыл ее нежные, гладкие как алебастр бедра, и мой указательный палец мягко и осторожно проник в ее недра.

Несколько минут — и блаженное невинное безумие объяло нас крыльями ночи; сладостное уничтожение облагородило нашу тайную жизнь.

Солнце играло на небесно-голубом пологе; я проснулся и хотел было поцелуем разбудить Евгению, когда вошла Клементина.

— Фредегунда, — зашептала она, — поторопись, тебя ждет мадмуазель.

Недолго думая, я прижался губами к спящей Евгении, а затем спустился с мягкого ложа.

Клементина набросила на меня нижнюю рубашку, мантилью и, взяв меня под руку, повела за собой.

Ведьма выглядела весьма соблазнительно. Ее короткая, развевавшаяся, словно английский адмиральский флаг, нижняя юбка едва прикрывала колени, небрежно накинутая на голые плечи шаль обнажала, как, казалось, ей и было велено, прекраснейшую грудь, ее ягодицы — апофеоз Venus clunis [171] Venus clunis (лат.) — зад Венеры. — казались самыми мягкими, гладкими, трепещущими ягодицами из всех, что узрели свет дня, не выдавая скверных тайн.

В дверях Клементина вдруг отпустила меня и, громко вскрикнув, бросилась назад в комнату, к окну, распахнула шторы, поставила на стул ногу и быстро скинула с себя одежду, слово хотела поймать яркие лучи солнца в свою промежность.

— Ах! Фредегунда! ha! la coquine! Elle vaut unepucellade! [172] ha! la coquine! Elle vaut une — pucelage! (фр.) — Плутовка! Она навлекает... девственница!

Я поспешил к ней — и... что же это было? Блоха!.. Во имя женской красоты и чувственности мне пришлось переступить границу...

— Прекрасная Клементина, — прошептал я и провел рукой по ее прекрасной растительности, пышно произраставшей у отверстий наслаждения. — Мы проучим дерзкое существо... безнаказанно поведало оно тайны Venus Nigra [173] Venus Nigra (лат.) — темная Венера, здесь — гениталии. предательскому свету дня, и теперь его жало, только увеличенное в размерах — смотрите-ка! — тут я обнажил свое жало, и Клементина, молча облокотившись на спинку мягкого кресла, широко расставила бедра, — безжалостно, ради спасительного исцеления, должно заново открыть рану.

Яростно сопя, словно голодный кабан, распаленный прелестями, я так глубоко погрузил своего амура в любовный грот Клементины, что мы вдвоем... потеряли сознание... и, остыв, вытерлись и оделись.

Евгения еще спала, и Клементина увлекла меня за собой.

Она ввела меня в круг служанок; завтрак, шоколад, пирог, печенье, бордо и остатки вчерашнего пиршества, от которого накануне отказалось моя утроба в пользу пресытившейся похотью души, — утоляли наш голод и жажду и побуждали шестое чувство, причем не моральное Мельцера [174] Мельцер — немецкий филолог и юрист Грегориус Мельцер (1501-1531), издатель и популяризатор трудов древнегреческого философа-стоика Эпиктета (50-138). Девизом Эпиктета было: «Терпи и воздерживайся!» , а эпикурейское — Лукреция [175] Тит Лукреций Кар (99 — 55 до н.э.) — римский философ и поэт, последователь эпикурейства — направления в античной философии, приверженцы которого считали, что человек может предаваться удовольствиям сообразно своим желаниям. [176] Мейнеке обрезал его на мусульманско-еврейский манер. {Мейнеке, Иоганн (1745 — 1825) — немецкий филолог и педагог.} , к новым наслаждениям.

Все девушки были необузданно веселые... Одну за другой я раздевал их до пояса, но ни у одной не было таких красивых сокровенных прелестей, как у Клементины.

Проказницы уже сняли с меня одежду и с голым низом уложили на стол, как вдруг к воротам подкатила карета, и Клементина испуганно закричала:

— Ради Бога! Скорей! Скорей! Невеста приехала!..

С проказами было покончено; мы с Клементиной должны были идти к мадмуазель...

— Что ты наделала, Клементина? — воскликнула Аврелия с серьезным видом, едва та показалась в дверях...

— Прошу прощения, всеведущая! — упала ей в ноги Клементина; в то же самое мгновенье прелестное существо, одетое в молочно-белый креп с развевающейся вуалью цвета морской волны, пролетело мимо меня по коридору и бросилось Аврелии на шею.

— Добро пожаловать, любовь моя, в последний день девичества! Венера или Диана? — спросила мадмуазель. — Приговор вынеси сама, Аврелия.

— Еще рано, Люцилия, — тут гостья запустила руку ей под юбку и провела по бедрам, еще рано, любовь моя! Сначала я должна эту гетеру, — (показывая на Клементину), — разрисовать по Хогарту [177] ... разрисовать по Хогарту — Уильям Хогарт (1697 — 1764) — английский живописец и гравер. Его гравюры отличаются длинными штрихами. , чтоб она не была такой невежественной, как та парижанка, которая в раю случайно забыла, что значит... Мое и Твое...

— Простите, милостивая мадмуазель! — воскликнула, плача, малодушная Клементина и обняла колени Аврелии, — похоть безгранична!..

— Laissez la faire — nous sommes des enfants [178] Laissez la faire — nous sommes des enfants (фр.) — He мешайте ей — мы дети. , -попросила Люцилия.

— Именно поэтому, — ответила Аврелия и оголила Клементине зад, возвышенная периферия которого показалась теперь в ожидании своей участи, — боль установит границы... детей следует пороть с самого раннего возраста; позже судьба и любовь будут бить так жестоко и слепо, что тупоумие и глупость не смогут спасти жертву; напрасно такой великий поэт, как Виланд, находит и древних трагиков, и новые трагедии — среди них и нашу Клементину — прекрасными [179] «Клементина», переведенная с французского трагедия, которую Виланд считал красивой. {Клементина... трагедия — имеется в виду трагедия «Гезонкур и Клементина» (1767) Жана Франсуа де Бастида (1724 -1797).]} .

Тут она закинула исподнее Клементины ей на спину, а Люцилия, воскликнула, восхищенная красотой земных полушарий:

— Нет!

Прекрасная! Прекрасная!.

— Нет! Нет! — выразительно произнесла Аврелия и принялась нежной рукой раскрашивать еще более нежную плоть изящных ягодиц... — Нет! Нет!