Асорин - Асорин. Избранные произведения

Сострадание и мудрая доброта сами собой рождаются в ее душе. Сострадание и мудрость пронизывают ее стихи. Трудно представить что-нибудь более возвышенное, тонкое и мудрое, чем ее стихотворение «Маргарита»; невозможно страдать сильнее, чем она, глядя на бедных хлебопашцев, бредущих дорогами родной земли к побережью, чтобы навеки уплыть в дальние страны. Когда налетает порывистый южный ветер, а в очаге пылает огонь, пишет Росалия де Кастро, «голодные, они проходят мимо, измученные, жалкие, нагие»; холод леденит мою душу, говорит она, так же, как он леденит их тела; при виде этих горемык «грустит и ноет сердце». В другом месте поэтесса восклицает: «О, как же ты терзала их, отчизна, что от тебя без слез уходят дети!» О родине, «всегда глухой, приниженной и темной», горестно размышляет она в одном из своих лучших стихотворений.

Росалия страстно любила море; в нем виделось ей отражение ее одинокой души и вечной тревоги. Незадолго до смерти она пожелала взглянуть на него в последний раз. «Умирая, она хотела увидеть море, — пишет Мурхия, — свою величайшую любовь». Вскоре Росалии не стало. «Глядя на нее в тесном приюте, ожидающем всех нас, — вспоминает Мурхия, — я воскликнул: „Покойся с миром, бедная измученная душа; ты столько страдала!“»

Несколько лет спустя дону Мануэлю Мурхия, мужу Росалии де Кастро, тихому и скромному человеку, пришлось приехать в Мадрид. Он намеревался добиться лишь того немногого, что на старости лет причиталось ему по праву. То был опрятный, молчаливый, пунктуальный старичок в высокой старомодной шляпе, коротком сюртуке, с длинными усами и романтической эспаньолкой. Недели две обивал он пороги различных ведомств, одолевал лестничные марши и толкался в приемных. Ему улыбались, дружески похлопывали по плечу, но делом его так никто и не занялся. В конце концов спутник одного из величайших современных испанских поэтов свернул свой потертый сюртук, уложил в картонку старомодную шляпу с высокой тульей и в безутешной тоске отправился восвояси.

Наша цель привлечь внимание к Росалии де Кастро; надеемся, что страстная пророческая книга, озаглавленная «На берегах Сара», понравится истинным ценителям. Всесильная таинственная Ананке тяготела над хрупкой Росалией. Дон Мануэль де ла Ревилья, откликаясь в «Современном журнале» — июнь 1877 года, № 15 — на прекрасную книгу Альфредо Висенти «Воспоминания», так говорил об особенностях галисийской поэзии: «Этой туманной заунывной лирике чужда ясность мыслей и чувств; она весьма напоминает португальскую saudade; все бесчисленные книги, последнее время одна за другой выходящие в Галисии, — на одно лицо». Между тем галисийские стихи Росалии уже были опубликованы: они среди безликих, неопределенных «бесчисленных книг», поступавших из Галисии в Мадрид.

За этой оценкой прославленного критика — настоящей крепостной стеной, не уступающей монастырской, — мы, искушенные читатели, угадываем сегодня присутствие самой Росалии, грустную линию ее крупного рта и ясные задумчивые глаза.

Размышления о чтении начинаются, как только мы беремся за книгу. В чем состоит проблема чтения? Может, сейчас читают больше, чем в старину? Или раньше читали больше? Окинем мысленным взором историю письменности, а затем взглянем и на живописные полотна. Вот здесь мы найдем множество квалифицированных средневековых читателей. В XVI веке один весьма достойный человек вздумал поздравить своего друга по случаю получения сана кардинала. Этот дворянин решил написать небольшую поэму в честь кардинала. Что же он придумал, дабы вдохновиться? «Пять дней напролет не отрывался от чтения Пиндара». Безусловно, тот, кто способен на это, — прилежный читатель. Я говорю о Диего Уртадо де Мендосе и о его поздравлении кардиналу Эспиносе. Столетие спустя один странник, неутомимый путешественник, без отдыха шагавший по дорогам, завсегдатай постоялых дворов и трактиров, рассказывает нам, что он так страстно любит читать, что не пропускает ни единой бумажки, даже найденной на улице. Это наш Сервантес. Книги можно увидеть и на картинах, причем чаще на полотнах религиозного, а не светского содержания. В музее Прадо есть картина Рибальты, изображающая распростертого святого Франциска, а рядом на непокрытом столе лежит большая толстая книга и стоит светильник. В Лувре много произведений и церковной и светской живописи; примером церковной живописи могут служить «Четыре евангелиста» Йорданса, а светской — «Философ с открытой книгой» Рембрандта. На картине Йорданса перед евангелистами лежит на столе большой раскрытый фолиант, один из евангелистов, уперев локоть в бок, с трудом удерживает в руках другой. Запомним этого евангелиста. На полотне Рембрандта перед нами в мрачном помещении со сводчатым потолком и каменными стенами предстает философ. Он стоит у окна, к которому придвинут стол, а на столе — большая раскрытая книга. Философ в длиннополой одежде с пелериной, в шляпе, чуть отодвинувшись от стола, что-то обдумывает, подперев рукой щеку. Печать глубокой тишины лежит на всем в этом мрачном помещении, ничто не отвлекает нашего внимания, ибо, кроме описанного, на полотне ничего больше нет.

Но разве не найдутся в литературных произведениях и на живописных полотнах другие читатели, о которых стоило бы рассказать? Конечно же, найдутся, но это нисколько не повлияло бы на наш вывод, а заключается он в следующем: в старину читали гораздо меньше, чем теперь. Тогда чтение — на этом хотелось бы заострить ваше внимание — было делом случайным, редким; в наши дни чтение, можно сказать, «органическая потребность». И да простит меня читатель за выражение, которым хочется еще резче подчеркнуть мою мысль, — чтение стало просто физиологической потребностью. К тому же не следует забывать, что население Испании в XVI и последующих веках составляло не более восьми — десяти миллионов жителей. Для современного человека чтение — жизненная необходимость. Мы все походим на философа, стоящего перед раскрытой книгой. Всем нам, как советует Грасиан, ежедневно нужна новая книга. Ну, а коль скоро мы столько читаем, то, вероятно, все прочитанное идет нам на пользу? Вот это как раз и волнует всех, кто имеет отношение к книге. Разве можно беспорядочное и бесконечное чтение всерьез называть настоящим чтением? Какая может быть польза от чтения второпях? Иногда читают просто, чтобы узнать о чем-то, а иногда и ради удовольствия. Это занятие всякому по душе. Каждый читатель, вероятно, может провести следующий эксперимент: попробуйте несколько дней не читать, а потом начните понемногу, время от времени, частями, и только, когда вы будете совершенно свободны. Тогда-то вы и поймете, как много теряется при беглом чтении, а то и нескольких книг одновременно и сколь выигрышно основательное, вдумчивое чтение. От такого чтения мы получим необычайное удовольствие, удовольствие, которого не знали ранее, и в книге найдем то, что прежде было сокрыто от нас. Прибавим к сказанному мысль одного из великих читателей — Артура Шопенгауэра. Он советует нам не расстраиваться, коль скоро в нашей памяти отложилась лишь малая часть из того, что прочитано. Пусть нас утешит, что прочитанное — раньше, чем о нем позабудешь, — оставит след свой в душе, умиротворяя и питая ее, меж тем как просто задержавшееся в памяти не пронизывает душу, а лишь набивает и засоряет ее непереваренной материей. На понимание прочитанного работает время.