Асорин - Асорин. Избранные произведения

Достав из кармана газету, учитель развертывает ее.

— Сегодня я здесь прочитал, — продолжает он, — заметку одного моего ученика, называется «Протест». Хочу ее прочитать тебе, потому что она изображает период нашей жизни, который, возможно, со временем будет в истории называться «эпохой возрождения».

И под смоковницей, посаженной святым Паскуалем, мистиком, человеком строгой жизни и несгибаемой воли, Юсте прочитал этот образец приятной иронии:

«И в те времена все обитатели благодатной страны Нирвании загорелись огромным и пылким желанием возродить нацию! Возродить нацию! Промышленность и торговля составили партию для борьбы с укоренившимися злоупотреблениями, „Атеней“ открыл обширную рубрику, где политики, художники и литераторы в пространных „мемориалах“ обсуждали касикизм, ораторы на митингах возмущались „безнравственностью администрации“.

И вот однажды трое друзей — Педро, Хуан и Пабло, — прочитав в газете сообщение о каких-то вопиющих безобразиях, сказали себе: „Раз вся страна протестует против биржевых спекуляций, взяток и афер, надо и нам не стоять в стороне, но призвать к протестам конкретным, точным, практическим, и мы постараемся, чтобы красивые теории из толстых томов и речей спустились, наконец, к реальности и воплотились в жизнь“.

И Педро, Пабло и Хуан сочинили протест: „Независимо от всяческих политических споров, — писали они, — мы заявляем о нашем присоединении к кампании, предпринятой доном Антонио Добронравом, против безнравственности администрации и выражаем пожелание, чтобы кампании подобного рода проводились по всей Нирвании“. Затем трое неосторожных морализаторов задумали собрать подписи всех выдающихся людей, всех видных деятелей, всех знаменитостей старинной, благодатной страны Нирвании.

Начали они с мудрого и почтенного экс-министра. Этот экс-министр был философ, притом философ, любимый молодежью за свою доброту, за многие добродетели, за ясный, проницательный ум. Он прожил долгую жизнь, изведал немилость изменчивой толпы, и эти затаенные в душе обиды наложили на его последовательное и ученое мышление печать мягкого, добродушного скептицизма.

— О нет! — воскликнул философ. — Я снисходителен, я полагаю — и повторял это не раз, — что все мы зависим от объективных условий, и факторы, вызывающие поступки людей, столь различны, многообразны и противоречивы, что милосердное равнодушие тут предпочтительней беспощадного приговора. И главное, поймите, борьба за нравственность, за возрождение, за действенное и полное обновление лишь тогда может иметь успех, лишь тогда успех ей обеспечен, если она будет всеобщей, а не частичной, если охватит все общественные явления, а не ограничится одним из них.

Педро, Хуан и Пабло переглянулись, убежденные его словами. Да, несомненно, юношеская пылкость побудила их ополчиться против отдельных фактов и опасных личностей. Да, надо мыслить в плане всеобщем, а не частном. И они переделали свой протест, придав ему следующий вид: „Независимо от всяческих политических споров мы заявляем о нашем присоединении к любой кампании с целью поднять нравственность администрации и выражаем пожелание, чтобы подобные кампании проводились в Нирвании повсеместно“.

Затем Педро, Хуан и Пабло отправились к некоему красноречивому оратору, вождю крупной политической партии.

— Я полагаю, господа, — сказал им оратор, — невозможным и вдобавок несправедливым в данный определенный момент зачеркивать все то, что, составляя наследие многих поколений, медленно и постепенно вырабатывалось с течением времени во взаимодействии бесчисленных причин и следствий, создав установления, кои, хотя отчасти и нарушают наши отечественные свободы, но, с другой стороны — и это необходимо признать, — достойны уважения, ибо способствовали возникновению этих самых свобод и укреплению правового государства, которое в известном смысле дозволяет свободное развитие индивидуальной инициативы. Короче, я должен заявить, что хотя я, разумеется, приветствую предпринятую вами благородную кампанию и желаю вам успеха, но, на мой взгляд, надо уважать как бесспорную основу общества то, что составляет главное в социальном механизме, а именно — „приобретенные права“.

И снова трое простодушных обновителей переглянулись, убежденные его речью. Несомненно, знаменитый оратор прав: надо открыть энергичную кампанию за социальное обновление, однако уважая, да, глубоко уважая традиции, древние учреждения, словом, „приобретенные права“. И Педро, Хуан и Пабло снова переписали свой протест таким образом: „Независимо от всяческих политических споров, без намерения покушаться на приобретенные права, заслуживающие, на наш взгляд, уважения, и отнюдь не желая ломать порядок вещей, существование коего оправдано историей, мы заявляем свое пожелание, чтобы граждане Нирвании добивались повышения нравственности администрации“.

Продолжая свои хождения, трое молодых людей посетили затем ученого социолога. Социолог этот был человеком благоразумным, понимающим, слегка скептичным, который, изучив жизнь и по книгам и по людям, посмеивался и над книгами и над людьми.

— То, чего вы требуете, — сказал он, — кажется мне парадоксальным и несправедливым. Уничтожить касикизм! Общество — это организм, живое тело; когда это тело понимает, что ему грозит гибель, оно прибегает к любым средствам, только бы продлить свою жизнь, и даже создает себе органы вредоносные, но помогающие ему жить дальше. Так испанское общество, при угрозе разложения, создало касика, который хотя и употребляет свою власть на пользу частным интересам, но зато — и этого нельзя отрицать — подчиняет, сдерживает и примиряет эти самые интересы. Понаблюдайте за деятельностью наших касиков и вы увидите, что они примиряют, приводят к гармонии самые противоречивые частные интересы. Уберите касика, и эти интересы вступят в отчаянную борьбу, и выборы, например, превратятся в подлинные кровавые битвы.

В третий раз Педро, Хуан и Пабло переглянулись, убежденные его словами, и решили, что протест надо переделать в таком духе:

„Глубоко уважая и высоко оценивая как в целом, так и в частностях, нынешнее состояние общества, мы позволяем себе, однако, уповать на то, что в будущем участь народа Нирвании улучшится, но без посягательств на традиции или на приобретенные права“.

И когда Педро, Хуан и Пабло, устав от хождения со своим протестом, разошлись к вечеру по домам, они уснули сном праведников, спокойные, довольные и вполне убежденные в том, что живут в лучшем из миров и что Нирвания, в частности, прекраснейшая из всех стран».