Генри Рот - Наверно это сон

Он вгляделся в этот хаос. Тетка сидела с булочкой над чашкой кофе. Ее голова была повернута в сторону задних комнат. Она на кого-то кричала. Давид слышал ее голос. Он оторвался от окна и вошел.

— Вши! Вонючие клопы! — вопила тетка, не замечая его. — Эстер! Полли! Вы будете вставать! Или вы будете ждать, пока я выхаркну на вас свои легкие! Быстро, слышите!

Тетка изменилась с тех пор как Давид видел ее в последний раз. Она была без корсета, и выглядела толще и неряшливее. Последние следы опрятности в ее внешности исчезли. Ее тяжелые груди распирали блузку, залитую фруктовым соком и измазанную шоколадом, и мотались из стороны в сторону.

— Подождите! — продолжала она, — подождите, пока придет ваш отец! Он поднимет вас своими зубами! Вонючие суки, уже почти девять! — Она повернулась: — О, Давид! Злой огонь в глазах ее растаял и сменился выражением удовольствия. — Давид! Мой маленький бон-бон! Ты?

— Да!

— Иди ко мне! — она раскинула, как ветки, жирные руки. — Дай я тебя поцелую, мой сладкий! Сколько я тебя не видела! А почему мама не приходит? А как отец? — Ее глаза свирепо расширились. — Все еще бесится? — Она заключила его в жирные объятия, пахнущие потом с привкусом кофе.

— Мама хорошо. — Он вырвался. — Папа тоже.

— Что ты здесь делаешь? Ты пришел один? Так далеко?

— Да, я...

— Хочешь конфетку? Ха! Ха! Я знаю тебя, хитрец! — Она потянулась к коробке. — Вот, дам тебе яблочных. Я лучше говорю по-английски?

— Да. — Он положил конфеты в карман.

— И немного соды, хочешь?

— Не, не хочу. — Он ответил на идиш. Ему почему-то больше нравилось, когда тетка говорила на родном языке.

— И так рано! — ласково тараторила она, — не как эти две девицы, ленивые твари! И ты меньше их. Если бы ты был мой вместо... Коровы! — взорвалась она. — Сейчас я их выброшу из постели, Боже мне помоги!

Но едва она направилась к двери, как в магазин вошел мужчина.

— Хэлло! Хэлло! — громко позвал он. — Что это вы бежите? Потому что я вошел?

— Нет! Видит Бог! — воскликнула она с наигранным неистовством. — Как поживает еврей?

— Как и все евреи. Едва живем. Можете уступить мне тысчонку гульденов?

— Ха! Ха! Какой шутник! Единственные зеленые полоски, что мне приходится видеть — это огуречная кожура.

И повернувшись к Давиду:

— Войди туда, мой сладкий! Скажи им, что я принесу их в жертву небесам, если они не встанут! Это мой племянник, — объяснила она.

— Симпатичный, — признал мужчина.

Давид колебался:

— Вы хотите, чтобы я к ним вошел?

— Да! Да! Может ты пристыдишь этих свиней, и они подымутся.

— Ваши птенцы еще в гнезде?

— А как же? — И брезгливо: — Ленивые, как кошки. Иди, иди, моя умница.

Нехотя Давид протиснулся мимо тетки и, бросив последний безнадежный взгляд на переполненные полки, толкнул дверь и вошел. За узким коридором, заставленным картонными ящиками, открылась кухня с застоявшимся запахом немытой посуды. На деревянном столе в центре не было ничего, если не считать полупустой бутылки с кетчупом. Плита была завалена кастрюлями. С нее на пол капала кофейная гуща. Обрывки газет, мятая одежда, ботинки, чулки валялись на полу и свисали со стульев. Было три двери, все закрытые.

...Ну и ну! Как грязно... Какая дверь?..

Смешок слева. Он осторожно приблизился.

— Это она? — послышался внутри настороженный голос.

— Ш-ш-ш!

— Эй, — крикнул он, — ваша мама велела, чтоб вы встали!

— А ты кто? — с вызовом спросили его.

— Это я, Дэви.

— Какой Дэви?

— Дэви Шерл, племянник тети Берты.

— A-а! Открой дверь.

Он толкнул дверь. Кислый запах мочи. Комната, освещенная окошечком, сквозь которое виднелись кирпичные стены шахты двора, была мрачной. Только освоившись в темноте, он различил две головы, торчавшие из-под серого одеяла.

— Это он! — голос с подушки.

— Что тебе надо? — Он, наконец, узнал по голосу, что то была Эстер.

— Я сказал: "Ваша мама приказала, чтоб вы встали. Она велела мне передать это вам" — Сообщив это, он начал отступать.

— Иди сюда! — повелительно. — Дурачок! Я спросила, что тебе нужно в лавке?

— Н-ничего?

— Зачем же ты пришел? — подозрительно спросила Полли. — Конфеты?

— Нет, просто навестить тетю Берту.

— Вставай, Полли! — Эстер лежала ближе к стене. — Вылезай! — Она села.

Полли вцепилась в одеяло.

— Ты первая вылезай.

— Лучше ты! Ты слышала, что мама сказала.

— Ну и пусть говорит, — ворчливо.

— Я не буду сама убирать кухню. — Эстер встала на постели.

— Не перешагивай через меня. Это к несчастью.

— И перешагну, если не встанешь!

— Только попробуй...

Но Эстер уже перепрыгнула через нее.

— Проклятая бестия! — завопила Полли. Она дернула сестру за подол ночной рубашки, и та гулко ударилась об стену.

— Ой! Вонючка! — завопила Эстер и в свою очередь сдернула с сестры одеяло.

Та на секунду замерла от неожиданности, с рубашкой, задранной выше пупка.

— И-и-и! — кричала Эстер, — бесплатное представление!

— Сама ты представление! — взбесилась Полли и задрала рубашку Эстер. Немедленно четыре голые ноги сцепились, и сестры покатились по кровати, нанося друг другу удары и крича. Наконец растрепанная Эстер вырвалась, спрыгнула с постели и пронеслась мимо Давида на кухню.

— Я убью тебя, проклятая вонючка! — кричала Полли ей вслед. — Я проломлю тебе голову! — Она тоже скатилась с кровати.

— Да! Только попробуй! — Дрожа от ненависти, Эстер приготовилась царапаться.

— Я скажу маме! Я скажу, что ты наделала!

— А я за это не пойду с тобой вниз. — Полли сплюнула. — Иди сама!

— Ну и не надо. Я ему тоже кое-что скажу!

— Убью!

— Да! Знаешь, что делает Полли? — Эстер приблизилась к Давиду. — Она писает в постель каждую ночь! Вот, что она делает! Отец должен подавать ей горшок каждую ночь в двенадцать часов.

— Я не писаю!

— Писаешь!

— Я теперь никогда не буду сходить с тобой вниз. Никогда!

— Ну и не надо!

— И я дождусь, что огромный бандит оторвет тебе задницу.

— Писюха! — упрямо дразнилась Эстер. — Писюха!

— Он придет в маске! — Полли вылупила глаза в притворном страхе, — у-ух!

— A-а! Заткнись! — огрызнулась Эстер. — Мама пойдет со мной.

— Да? — злорадствовала Полли, — а кто останется в лавке?

— Ты!

— Чтоб ты так жила!

— Тогда я буду писать в раковину, — пригрозила Эстер.

— А там посуда! Давай! Знаешь, что мама тебе сделает, когда я ей скажу!

— А я вовсе и не хочу идти! А-а-а! Он пойдет со мной! — вдруг воскликнула Эстер с торжеством. — Вот! — она высунула язык. — Вот! Давид пойдет со мной!

— Да? Подожди! Я расскажу Софи Сегель и Идди Кац, что ты водила с собой мальчишку в туалет и разрешала ему смотреть. Подожди, скажу!

— Палки и камни могут перебить мне кости, а слова меня не тронут! — заносчиво пропела Эстер, — Я не дам ему смотреть. Пошли, Дэви! Сейчас, только надену тапки.