Джованни Верга - Семья Малаволья

Мена ласкала его рукой, это бедное животное, а Альфио улыбался, точно она ему самому дарила эту ласку.

— Ах! Если бы мой осел был вашим, кума Мена!

Мена качала головой и вся приходила в волнение при мысли, насколько было бы лучше, если бы Малаволья были погонщиками, тогда и отец не умер бы такой смертью.

— «Море — это горе», — повторяла она, — «и моряк умирает в море».

Альфио, который должен был спешно сдать вино Святоше, не мог решиться уехать и оставался болтать о том, какое выгодное дело быть хозяином трактира. Это ремесло всегда дает прибыль, а если повышается цена на молодое вино, достаточно подлить воды в боченок.

— Дядюшка Санторо вот так-то и разбогател и теперь просит милостыню для препровождения времени.

— А вы хорошо зарабатываете перевозкой вина? — спросила Мена.

— Да, летом, когда можно ездить и по ночам; тогда у меня хороший рабочий день. Это бедное животное свой хлеб зарабатывает себе. Когда я отложу немного сольди, я куплю мула и тогда смогу по настоящему заняться извозом, как кум Чингьялента.

Девушка вся была поглощена тем, что говорил кум Альфио, а серое оливковое дерево шелестело, точно во время дождя, и засыпало дорогу сухими, сморщившимися листьями.

— Вот и зима настает, и все это не придется сделать раньше лета, — заметил кум Альфио.

Мена следила глазами как по полям бежит тень от облаков, и, как серая олива роняет свои листья, так мысли неслись в ее голове, и она сказала ему:

— Знаете, кум Альфио, из этого дела с сыном хозяина Фортунато Чиполла ничего не выходит, потому что сначала мы должны уплатить долг за бобы.

— Мне это очень приятно, — ответил Моска, — потому что вы тогда останетесь жить по соседству.

— Вот теперь, когда ’Нтони возвращается со службы, мы с дедом и со всеми остальными оправимся с долгом, уплатим. Мама взялась ткать холст для Барыни.

— Хорошее ремесло и у аптекаря! — заметил Моска.

В это время в уличке показалась кума Венера Цуппида с веретеном в руках.

— Ой, господи! — воскликнула Мена, — идет народ! — и убежала в дом.

Альфио хлестнул осла и тоже хотел двинуться.

— О, кум Альфио, куда вы торопитесь? — сказала ему Цуппида. — Хотела я вас спросить, вино, которое вы везете Святоше, из той же бочки, что и на прошлой неделе?

— Не знаю; мне дают вино в боченках.

— Уксус для подливки к салату! — заметила Цуппида, — настоящая отрава; так вот и разбогатела Святоша, и, чтобы обманывать людей, нарядилась в одежду Дочерей Марии. Хорошие дела покрывает это одеяние! В наши дни, чтобы богатеть, вот таким-то делом и надо заниматься; не то попятишься назад, как рак, вот как Малаволья. «Благодать»-то выловили теперь, вы знаете?

— Нет, меня здесь не было, но кума Мена ничего не знала.

— Им только-что дали знать, и хозяин ’Нтони побежал к Ротоло посмотреть, как ее тащут сюда; ему точно ноги подновили, старику. Теперь, когда есть «Благодать», Малаволья снова могут выкарабкаться, и Мена опять станет завидной невестой.

Альфио ничего не ответил, потому что Цуппида пристально смотрела на него своими желтыми глазками, и сказал, что торопится сдать Святоше вино.

— Ничего не хочет сказать мне, — бормотала Цуппида. — Точно я не видела их собственными глазами. Хотят прикрыть солнце сетями!

«Благодать» привели к берегу всю разбитую, как ее нашли за Капо дей Мулини, с носом, уткнувшимся в скалы, и с задравшейся кверху кормой. В одно мгновение на берег сбежалось все село, мужчины и женщины, и хозяин ’Нтони, вмешавшись в толпу, тоже смотрел, как и другие любопытные. Некоторые давали ногой пинки в брюхо «Благодати», чтобы послушать, насколько она разбита, точно она уже никому не принадлежала, и бедный старик эти пинки чувствовал у себя в животе.

— Ну, и благодать же у вас! — покуривая трубку, сказал ему дон Франко, который в одной рубашке, без куртки, со своей шляпищей на голове, также пришел посмотреть, в чем дело.

— Только и осталось, что сжечь ее теперь, — заключил хозяин Фортунато Чиполла; а кум Манджакаруббе, у которого был профессиональный навык, прибавил, что лодка должна была потонуть сразу, так что находившиеся в ней не успели сказать и «помоги, господи!», потому что море унесло паруса, снасти, весла и все остальное, и не оставило на своем месте ни кусочка дерева.

— Вот папино место, где новая уключина, — сказал Лука, залезший на борт, а тут внизу были бобы.

Но боба не осталось ни одного, так чисто все смыло и вычистило море. Поэтому и Маруцца не двинулась из дому и никогда, пока смотрят ее глаза, не хотела она видеть больше «Благодати».

— Брюхо хорошее, и из нее еще можно кое-что сделать, — с видом знатока изрек под конец мастер Цуппидо, конопатчик, и своими ножищами тоже надавал пинков «Благодати». — Несколько досок, и я вам снова спущу ее в море. Конечно, это уже не будет лодка, которая может выдерживать бурю, волна в борт разобьет ее, как гнилую бочку. Но для рыбной ловли среди скал и в хорошую погоду она еще может послужить.

Хозяин Чиполла, кум Манджакаруббе и кум Кола слушали, не говоря ни слова.

— Да, — заключил, наконец, с важностью хозяин Фортунато. — Лучше, чем сжигать ее...

— Я очень рад! — говорил дядюшка Крочифиссо, который стоял тут же и глазел с заложенными за спину руками. — Мы христиане, и нужно радоваться удаче ближнего; поговорка гласит: «желай ближнему добра, перепадет за то кой-что и для тебя».

Дети Малаволья устроились в «Благодати» вместе с другими шалунами, тоже захотевшими залезть в лодку.

— Когда мы совсем починим «Благодать», — говорил Алесси, — она будет, как «Кончетта» дядюшки Колы.

И они суетились, пыхтели и тужились, тоже помогая тащить и толкать лодку к дверям мастера Цуппидо, конопатчика, где были большие камни, на которые втаскивали парусники, котел для смолы, а к стене была прислонена куча бортовых и обшивных досок.

Алесси все время ссорился с детьми, которым хотелось и залезть в лодку, и помочь раздувать огонь под котлом со смолой, и когда ловил их, плаксиво угрожал:

— Вот подождите скоро вернется из солдат брат ’Нтони!..

’Нтони и на самом деле выправил себе бумаги и получил отпуск, хотя дон Сильвестро, секретарь, уверял, что, если он останется в солдатах еще на шесть месяцев, он освободит от рекрутского набора брата Луку. Но теперь, когда умер отец, ’Нтони не хотел больше оставаться и шести дней. Лука, свались на него такое несчастье, поступил бы так же, не захотел бы оставаться в солдатах и, когда пришла весть об отце, ради этих собак-начальников уж не стал бы ничего делать.

— По мне, — сказал Лука, — так я охотно пойду в солдаты, вместо ’Нтони. Вот, когда он вернется, можно будет спустить на море «Благодать», и больше нам никого не будет нужно.