Ицхок-Лейбуш Перец - Избранное

Пока отец, мир праху его, жил, колесо вертелось: и кров был, и еды хватало — рай да и только. А теперь? Врагу не пожелаешь…

Приданое уплыло, домишко продан…

Утром уха без рыбы — картошка с водой; вечером — похлебка с черствым бубликом!

Вот и все его удовольствия!

Семь лет прошло, как поженились, а она ему даже нового кафтана не справила.

От пасхи до пасхи — шапка да пара сапог, вот и все.

Каждую пятницу она подает ему чистую рубаху. И то сказать — рубаха! Паутина!

Из-за этих рубах ей пришлось надеть очки: сколько ни штопай, все без толку…

«Господи, если на том свете, — думает Соре-Ривка, — на одну чашу весов положить хотя бы одну буковку из его книг, а на другую чашу все похлебки, которые я ему когда-либо приготовила, и мои глаза в придачу, что перевесит?»

Правда, завязанное узлом на этом свете, и на том не распутать. Соре-Ривка знает, что не так-то легко отделить мужа от жены. А он, Хаим-Борух, разве допустит? Такой золотой человек! Она разве не видит, как ему хочется, чтоб она поела вместе с ним? Смешно, не станет же он ей это говорить, глазами зовет. А если она делает вид, что ничего не замечает, муж начинает бормотать, как во время тихой молитвы… Нет, Хаим-Борух не допустит, он не согласится сидеть в кресле среди праведников и праотцев в то время, как она будет скитаться по пустынным лесам, между небом и землей.

Но что толку? Все равно ей будет неловко смотреть праматерям в глаза; она просто сгорит от стыда.

Потом… у нее нет детей. А годы проходят, время бежит…

Семь лет они уже вместе. По закону еще три года и — развод [51] Согласно иудейскому вероучению, женщине, состоящей в браке и не имеющей детей в течение десяти лет, необходимо дать развод. .

Разве она посмеет мужу слово сказать?

Другая будет, в раю скамейкой под его ногами, а ей придется бог знает с кем, с каким-нибудь портняжкой мучиться в аду.

Ну и что же, чем она заслужила лучшего?

Нередко ей во сне является портной или сапожник, и она заливается слезами.

Хаим-Борух просыпается испуганный.

Ночью, в темноте, он иногда разговаривает с ней, спрашивает, что случилось?

— Ничего! — отвечает она.

Соре-Ривка плачет, молит бога ниспослать ей удачу в торговле горохом и дрожжами.

А он, Хаим-Борух, и в самом деле был золотым человеком.

«Глупая женщина, — думал он, — что ее тревожит! Надо бы все-таки позаботиться, чтоб она побольше зарабатывала. Может быть, она бы тогда разрешила себе хоть есть досыта».

Хаим-Борух стал рыться в своих фолиантах, но, как водится, именно то, что ищешь, ни за что не найдешь. На многие вопросы ответы появляются внезапно, когда их совсем не ждешь.

Вот он уж, кажется, на правильном пути, но тут, как нарочно, что-то отвлекает его и приходится начинать все сызнова.

Наконец Хаим-Борух решил поговорить с ним , долгие годы ему.

Это, однако, не так легко было сделать.

В первый раз рабби не расслышал, задумался. Во второй раз он только покачал головой, не поймешь к чему. В третий раз он наконец заговорил:

— Гм! Было бы, конечно, неплохо…

Но в это время кто-то вошел в дом и помешал ему.

Однажды Хаим-Борух специально поехал к рабби и спросил:

— Ну?

— Ну — ну! — ответил рабби, и все.

Как-то случилось, что, сидя накануне субботы у рабби, Хаим-Борух вздохнул.

— Не дело, — рассердился рабби, — мой хасид не должен вздыхать. В самом деле, зачем ему вздыхать?..

— Да вот, дрожжи… — начал Хаим-Борух.

— Евреи повсюду уже испекли халу, — перебил его рабби. — В пятницу после полудня о дрожжах не говорят!

В субботу вечером Хаим-Борух завел уже более определенный разговор:

— Ребе [52] Ребе — здесь: глава хасидов. , может быть, вы бы вникли в это дело?

Рабби снова рассердился:

— А сам, говорит, хвор? Для твоей молитвы небо, упаси бог, закрыто?

От этого «упаси бог», внятно высказанного рабби, у Хаим-Бор уха будто камень свалился с сердца. Прошло, однако, еще несколько месяцев и… ничего.

На рошашоно [53] Рошашоно — иудейский Новый год. Хаим-Борух снова явился к рабби.

К исходу праздника рабби вдруг на глазах у всех хлопает его по плечу и спрашивает:

— Хаим-Борух, чего тебе не хватает?

— Ничего! — отвечает сконфуженный Хаим-Борух.

— Неправда! — говорит рабби. — Тебе чего-то не хватает.

— Не хватает? — спрашивает, дрожа, Хаим-Борух, и на языке у него вертится: — Удачи для жены в ее торговле горохом и дрожжами.

Рабби, однако, перебивает его и нанизывает слова как жемчужины:

— Тебе, Хаим-Борух, не хватает чубука!

Все вокруг оторопели от изумления.

— Ты куришь, — продолжает рабби, — глиняную трубку, как извозчик.

У Хаим-Боруха выпала трубка изо рта.

— Скажу Соре-Ривке, — пролепетал он.

— Скажи, скажи! Пусть она тебе купит длинный чубук… Вот тебе мой праздничный для образца. Точно такой, чтоб был…

И рабби протягивает Хаим-Боруху свой чубук.

В этом чубуке и было все дело.

Не успел Хаим-Борух вернуться домой, как в местечке стало известно, что он везет с собой праздничный чубук рабби.

— Зачем? Для чего? — спрашивали на каждой улице, в каждом доме.

— Зачем? Зачем? — трепеща спрашивали евреи, и сами старались найти ответ: — Наверно, от бесплодия помогает!

Потом Хаим-Борух, кажется, страдает тем, чем страдают все ученые; дым от праздничного чубука рабби и от этой хвори, наверно, поможет. Ага, еще: у Соре-Ривки плохое зрение. Носит очки в двадцать два года. Может быть, рабби и об этом позаботился. Шутка ли жена Хаим-Боруха!

И вообще: от чего только не помогает чубук рабби, к тому же праздничный!

Только слез Хаим-Борух с телеги, сто человек уже просили у него одолжить им чубук на месяц, на неделю, на день, на час, на минуту, хотя бы на секунду…

Всякий был готов его озолотить.

А у Хаим-Боруха один ответ:

— Не знаю… Спросите Соре-Ривку!

Сам бог внушил ему эти слова.

У Соре-Ривки отлично поставлено дело…

Восемнадцать грошей за затяжку! Восемнадцать грошей, не меньше!

И чубук помогает.

И Соре-Ривке платят. У нее уже и домишко собственный, и приличная лавчонка, а в лавчонке много дрожжей и всяких других товаров.

Сама Соре-Ривка поздоровела, разогнулась, пополнела. Купила новое белье для мужа и забросила очки.

Совсем недавно прислали за чубуком от помещика. Три серебряных рубля положили, еще бы!

Хотите знать, есть ли у Соре-Ривки дети? Как же, трое, не то и четверо. Хаим-Борух тоже стал похож на человека…

А в синагоге не затихает спор.

Некоторые утверждают, что Соре-Ривка ни за что не вернет рабби его чубук, даже и не подумает.

Другие же говорят, что она давно его вернула, что это совсем не тот чубук…

Сам Хаим-Борух молчит.

Но какая разница, чей чубук? Лишь бы помогал!