Юхан Смуул - Эстонская новелла XIX—XX веков

И Яан решился войти в горницу. Ээва протянула ему — завернутого в пеленки маленького, красного, курносого мальчика и спросила:

— Ну, в кого он пошел?

Яан всматривался, всматривался и вдруг рассмеялся.

Старая Тийу, Ээвина мать, довольная смотрела на них и подсказала:

— Конечно, в отца.

Яан продолжал всматриваться, улыбка не сходила с его лица — он был тронут до глубины души. Вдруг он начал качать малютку, подбрасывая его и ловя. Подлетая кверху, мальчик широко раскрывал глаза, и Яан, глядя на него, утопал в счастье. Черными, заскорузлыми руками он прижал сына к своей груди и сказал:

— Расти, расти сильнехонький, тянись, тянись высоконький! Вот настанет лето, мы отправимся с тобой гулять; тогда Юку (это имя неожиданно сорвалось с его губ) пойдет посмотреть на двор, что там делают всякие му-му и мя-мя и…

Ээва вдруг прервала его мечты:

— Яан, а ты приглядываешь за тем, как Кадри кормит Пуню? Может, она дает ему мало молока? Проверяй-ка ты сам!

Яан будто не слышал и продолжал свое:

— Да, да, тогда пойдем и посмотрим, что делает Пуню, маленький Пуню! — И отец сам принялся мычать, как Пуню.

Но вдруг он замолчал, отдал ребенка и ушел в ригу. Там он уселся против очага и предался раздумью. Ему вдруг вспомнился его давешний сон. Какая судьба ждет крошку? Что отец может дать сыну? Зачем он родился? Глаза Яана застилала мгла, грудь сдавило, как тогда во сне, и он тщательно старался найти ответ на эти вопросы.

Яан стал невольно сравнивать сына с маленьким теленком. Маленький его сын такой же глупенький, такой же беспомощный. Но оба они растут: Юку растет, и бычок растет… Быка продадут, а Юку? Юку станет хозяином! Яан рассмеялся. Опять гнуть спину на Кирьюканну, чтобы как-нибудь брюхо набить… И это все?

— Больше ничего? — спросил он сам себя.

— Больше ничего! — ответил он сам себе.

— Нет, — вздохнул он. — Быку все же живется лучше! Бык рождается, и ему самим богом уготована трава, а вот для моего Юку не приготовлено ни травы, ни чего другого! И за те крохи, что он получит, — за них он должен будет продать себя и продать гораздо дешевле, чем стоит тот же Пуню!

Яан взял бутылку с водкой и в несколько глотков опорожнил ее. Вскоре он задремал, валясь все больше и больше на бок, пока наконец у очага не раздался его храп.

— Ишь, Яан-то наш заснул! — сказала радостно Тийу.

— Он так рад своему сыну! — ответила Ээва, и тихое счастье засветилось в ее глазах.

Эстонец любит животных, но не меньше любит и природу. Да, бесспорно, — со всем этим он свыкся. И потому будь то крестины, похороны или другое событие на хуторе, все нет-нет да и выйдут поглядеть на скотину да на посев.

Так было и на крестинах Юку, сына Яана.

Снег уже сошел, поля лежали голые, всходы озимых зазеленели. Пошли осматривать зеленя.

Тут и там чернели плеши: здесь побывала вода, тут прихватило морозцем, там попрело под сугробом. Среди гостей разный был народ, однако и хозяева, и батраки, и арендаторы, и испольщики в один голос решили, что рожь не удалась.

Яан принялся было объяснять, что на этой земле лучшего не добьешься.

— Черт побери, а почему не родит земля? — рассердился один из хозяев. — Вырой канавы, спусти воду, убери камни, заведи себе хороший плуг, борону — вот тогда дело пойдет!

Спорщики разделились на два лагеря: хозяева считали, что пойдет, арендаторы — что не пойдет.

— Господи, — говорил один из арендаторов, — раз уж не пойдет, то не пойдет. Я столько плачу за аренду, что с моего участка едва-едва наскребешь, чтобы кое-как набить брюхо. А попробуй я улучшить свои земли, тогда… Нет, — заключил он решительно. — Для кого? Вот вам Андрес из Рохусааре. Который он арендует участок?

— Третий!

— Четвертый!

— Третий! Четвертый! — кричали вокруг вразнобой.

— Вот видите, — продолжал арендатор, — обосновался Андрес на одном участке, пришел человек со стороны и откупил; взялся он за второй — тоже ушел; взялся за третий — та же песня! Вот черт! — заругался он. — Ведь спичкой море не подожжешь! Видно, не остается ничего другого, как удрать в Самару.

— Там тебе что, рай будет? — поддел его другой.

— Ну, может, там все-таки лучше, — отозвался первый.

— Нет, нисколько не лучше, — заметил опять другой. — Вот где хорошо, так это в казенной волости: там казна продает участки за сходную цену и все хорошо.

— Вот тогда стоит работать! — сказал Яан.

Потом кто-то упомянул про новый закон, который якобы скоро выйдет, после чего все должны будут продавать землю по сходной цене.

— Этого быть не может, — решил первый хозяин. — Пиджак мой, я его продам за столько, сколько сумею взять.

Разговор на том и закончился — ничего лучше мужики так и не придумали.

С поля отправились в хлев, осмотрели и нового бычка с мызы.

— Ничего в нем особенного! — сразу решил все тот же первый хозяин. Яана это кольнуло в самое сердце. Он надеялся, что хоть здесь услышит похвалу.

— Теленок неплохой! — отозвался он. — Молод только еще!

Хозяин его и слушать не хотел.

— Что это он у тебя ежится, — продолжал он. — С ним, видно, что-то неладно! — И, осмотрев повнимательнее, воскликнул: — Э-э, да у него вши завелись!

Остальные, приглядевшись, подтвердили слова хозяина.

— Послушай, а что вы ему даете, не мучное ли пойло? — снова спросил хозяин.

Яан призвал Кадри к ответу.

— У теленка вши? — спросил Яан.

Кадри подошла и внимательно вгляделась.

— Ох и зловредные же люди, — закричала она, — это кто-то напустил на него! — И принялась гадать, кто бы мог такое натворить. Она ли не кормит его как следует, она ли не дает животному столько, сколько он хочет!

— Болтушки или молока? — спросил Яан.

— Ну, кто же ему станет давать чистое молоко! — говорила Кадри. — Даю болтушку да заправляю ее молоком. Господи Иисусе, даю болтушку такую, какую и сами едим. Это у него разве от еды? Непременно напущены — от дурного глаза!

— Почему же ты не даешь молока? — все допытывался Яан. — Ведь Иба сама велела поить его чистым молоком!

— Да ну тебя со своей Ибой! — огрызнулась Кадри. — А масло-то на крестины мне покупать, что ли? А много ли у тебя денег-то? Что же, все молоко немцу спаивать? (Немцем Кадри называла Пуню.) Тут не знаешь, что самим есть, что поросятам давать. Разориться задумали, что ли? — И дальше все в таком же духе.

Наконец Кадри расплакалась, пересчитала все свои благодеяния, оказанные хозяйству, и пригрозила завтра же уйти, если с ней будут так обращаться.

— Еще не хватало, чтобы меня, старуху, позорили перед всем народом из-за какого-то теленка! — закончила она.

Теленок тем временем терся боком о стену и жалобно мычал.

Бедный Пунюшка! Завшивел потому, что бедняцкое хозяйство не смогло его прокормить! Бедный Пунюшка!