Юхан Смуул - Эстонская новелла XIX—XX веков

— Меня продали вместо быка!

— Ох ты, господи! — вздыхает Ээва. — Чего ты только не видишь во сне! Хорошо еще, что это наяву не случилось! — пробует она пошутить.

— И то, пожалуй, правда, — отвечает Яан. — Уж такова история одного быка! — И он слезает с полатей.

Да. Хорошо, конечно, что такие неприятные вещи не случаются наяву, что такие скверные истории бывают только с быками, как об этом повествует история этого быка.

Они проводили медовый месяц, вернее лишь медовые дни и медовые часы, так как на большее не хватало времени. Муж служил в каком-то учреждении, а после обеда садился за работу, которую брал на дом; жена преподавала в начальной школе, а по вечерам исправляла тетради или давала частные уроки, чтобы тоже подработать немного. Каждую свободную минуту они старались посвятить самообразованию — читали, ходили на лекции. Даже театр и концерты они посещали не для развлечения, а для каких-то более серьезных и важных целей.

Все это казалось им в порядке вещей, ведь они были бедны, как церковные мыши: не было у них ни приличной одежды, ни даже настоящей квартиры, не говоря уже о мебели и всем прочем. Лишь одно сокровище было у них — вера в свою счастливую звезду, вера, которая превращала мечты в ощутимые и реальные вещи. Так они жили и работали, словно уже достигли того, к чему так стремились: уютной квартирки, где можно устраивать маленькие вечеринки в кругу близких друзей.

Конечно, у них были и другие мечты, но эти мечты как бы уходили за пределы досягаемости, за пределы вероятного. Они осуществятся лишь после того, как счастье будет достигнуто, когда все, во что верят молодые, наконец сбудется. Только тогда эти далекие грезы станут явью, оживут, так что, пожалуй, их можно будет встретить на улице ночью, при луне, в шелковых чулках и лакированных туфельках.

Их величайшая мечта родилась дня через два после свадьбы. Они еще любили ходить под руку, тесно прижавшись, разговаривая И порой заглядывая друг другу в глаза. И тогда им было удивительно хорошо, в его глазах еще горела страсть, а ее щеки покрывались румянцем смущения, — ведь она уже отдавала себе отчет в том, как невыразимо приятно краснеть под взглядом мужа.

Они переходили от одной витрины к другой, разглядывали выставленные там вещи, интересовались их ценой, любовались дорогими украшениями, вид которых приводил молодую женщину в трепет. Незаметно они подошли к витрине бюро путешествий, где были выставлены плакаты с изображением различных видов транспорта — пароходов, автомобилей, поездов, самолетов — и описанием того, какие радости сулит такое удобное, быстрое и увлекательное путешествие.

Через столько-то и столько-то дней или часов можно очутиться в Берлине, Лондоне, Риме и бог знает еще в какой точке земного шара.

— А помнишь наше первое путешествие? — спросил муж.

— Помню, — ответила жена. — Помню даже, о чем ты тогда говорил.

— И подумай, как странно: ни с кем я никогда ни о чем подобном не разговаривал. Мне это просто в голову не приходило. Отправиться путешествовать, и куда — в Париж или Рим! — об этом не могло быть и речи. Ведь не было ни денег, ни всего остального. Самое большее, о чем я мог мечтать, — это о поездке в Куресааре или в Нарва-Йыэсуу. Да и эта мечта казалась мне бесконечно далекой. Но как только я увидел тебя в вагоне у окна, я подумал: а что, если бы я сейчас ехал в Италию? Утомился, задремал, а проснувшись, опять увидел бы тебя у окна. Ты едешь со мной, словно мы уже договорились ехать вместе. Едем и едем, а когда глаза наши встречаются, мы улыбаемся друг другу, как старые знакомые.

— Как старые знакомые, — повторила жена. — Вот именно. С самого начала нам казалось, будто мы старые знакомые. И когда наконец мы спросили друг друга — куда каждый из нас едет, то оба, смеясь, ответили: в Рим. «А может быть, остановимся в Венеции?» — спросил кто-то из нас. «Хорошо», — ответил другой. И мы условились встретиться во Дворце дожей, в камере пыток. А следующую встречу назначили на площади святого Марка, среди голубей. И оба смеялись. И вот мы в Нарва-Йыэсуу, на песчаном пляже. Летают морские ласточки, слышны крики чаек, а мы мечтаем о площади святого Марка и голубях, только о голубях.

— Эта наша первая поездка в Италию была для меня самым прекрасным путешествием. Но взгляни на этот пароход, какой он высокий, роскошный! Если бы и впрямь можно было здесь, среди льда и снега, сесть на него и не шевелиться до тех пор, пока не увидишь берег — весь в цветах и свежей зелени. Солнце и ароматы цветов!

— Да, если бы это было возможно! Ради этого я готова хоть целую неделю страдать морской болезнью. Если бы можно было запереть свою комнатушку со всем скарбом на ключ, забросить его на ближайшее облако или сунуть первому попавшемуся нищему, назвав ему улицу, номер дома, квартиры и сказав: все, что там найдешь, бери себе; бери и пользуйся, а хочешь — поделись с кем-нибудь, — словом, поступай, как тебе угодно, потому что мы едем в Италию, едем туда, где тепло и много зелени, где цветут деревья и кустарники. Нам теперь ничего не нужно, ровно ничего, мы уезжаем. До свидания, до свидания, милый нищий!

— А что, если в самом деле мы туда поедем? — сказал он вдруг всерьез.

— Поедем! — воскликнула она, затрепетав от восторга, и муж почувствовал сквозь одежду этот трепет.

— Решено, — сказал он. — Вот здесь, у витрины бюро путешествий, мы торжественно клянемся друг другу не успокаиваться до тех пор, пока не соберем столько денег, чтобы можно было поехать во Дворец дожей и на площадь святого Марка, призываем в свидетели эти пароходы, самолеты, поезда и автомобили. Во время своего первого совместного путешествия мы шутили, теперь же, клянусь всеми святыми, мы говорим правду.

— Не станем нанимать квартиру, будем по-прежнему ютиться в одной комнате, не надо нам мебели и сервизов, будем ходить в той же одежде, в той же обуви. Забудем про театр, кино, концерты, про все увеселения и лакомства, будем жить только для своего путешествия, — торжественно, в тон ему, сказала жена.

— Во веки веков — аминь! — закончил он.

Затем последовало короткое молчание, словно они мысленно вкушали грядущее блаженство. Потом женщина спросила:

— А сколько времени нам надо так жить, чтобы достичь своей цели?

Он немного подумал, прикидывая в уме какие-то цифры и цены, а потом ответил:

— Года три-четыре, не больше.

— Не больше?

— Нет, пожалуй.

— Как долго! — задумчиво протянула женщина.

— Долго? — удивился муж. — Разве это долго! Что такое какие-нибудь три-четыре года? Мне сейчас двадцать шесть, тебе двадцать один, а тогда мне будет тридцать, тебе только двадцать пять. Это лучшие годы.