Мао Дунь - Избранное

Работа над первой повестью заняла у меня менее двух недель, после чего я решил отдать рукопись на прочтение Е Шэнтао. Написанное я заверил псевдонимом «Мао Дунь» («Противоречия»), поскольку прежние псевдонимы — «Сюань Чжу» и «Лан Сунь» — к тому времени использовать уже стало опасно. Почему я взял этот псевдоним, я объяснил в «Послесловии» к трилогии «Затмение», переизданной в 1957 году. Приведу его полностью:

«После «движения 4-го мая» я с каждым днем встречал все больше разных людей, сталкивался с различными событиями. Одновременно до меня стал постепенно доходить реальный смысл ставшего популярным в то время слова «маодунь» — «противоречия». В первой половине 1927 года в Ухане я познал жизнь в еще более широком и глубоком ее проявлении, увидел противоречия не только между революцией и контрреволюцией, но и внутри революционного лагеря. Особенно отчетливо увидел я противоречия, присущие мелкобуржуазной интеллигенции в эпоху больших перемен. Конечно, я не мог не видеть противоречий и в своем образе жизни и образе мыслей. Я встречал также немало людей, в образе мыслей которых, а то и словах и делах было много противоречий, но они не замечали их, выступали с напыщенными речами, поучали других. Я не мог понять этих людей; такое поведение было типичным самообманом, он напоминало мне о поговорке «заткнуть себе уши и украсть колокольчик» — в надежде, что и другие не услышат. Вот главным образом для того, чтобы высмеять интеллигентские привычки, свои и чужие, я и решил выбрать такой псевдоним. Уже позже к первому иероглифу прибавился элемент «трава», и это было весьма неожиданно».

Элемент «трава» мне добавил Е Шэнтао. С самого начала, когда я отдал ему только первую половину рукописи «Разочарований», на следующий день Е Шэнтао уже пришел ко мне. Он отметил, что написано неплохо, а «Сяошо юэбао» как раз недостает подобных материалов, поэтому он собирается поместить повесть уже в девятом номере журнала и сегодня отдал его в набор. «Повесть ведь еще не закончена», — испугался я. «Это не имеет значения, — невозмутимо парировал он. — В сентябрьском номере напечатаем первую половину, а в октябрьском выйдет другая». Далее Е Шэнтао разъяснил, что до выхода девятого номера осталось только десять дней, и уже некогда ждать, когда я закончу книгу. Мне оставалось лишь согласиться. Он добавил, что по псевдониму Мао Дунь можно сразу определить, что это вымышленное имя. Если гоминьдан станет искать автора, ему, как редактору, явно не поздоровится. Вот если к иероглифу «мао» добавить сверху элемент «трава», он превратится в очень распространенную фамилию и не вызовет подозрений. И с этим мне пришлось согласиться. Вот так я и получил псевдоним Мао Дунь.

В начале октября повесть «Разочарования» была закончена. Прочитав с самого начала еще раз, я почувствовал, что композиции произведения недостает стройности, не лучшим образом использован фактический материал. Однако вносить большие исправления уже не представлялось возможным, да и не было особого желания. У меня созрел замысел второй части трилогии — повести «Колебания», но Е Шэнтао предложил мне сначала подготовить критическую статью. Он оказал, что в «Сяошо юэбао» очень не хватает подобных статей, а я, по его мнению, «мастер этого жанра». Е Шэнтао предложил мне написать статью о Лу Сине. Я согласился, тем не менее решив сначала написать статью «О Ван Луяне» [133] Ван Луянь (1901—1944) — писатель реалистического направления. . Это было много легче, ведь мне впервые приходилось писать о творчестве только одного автора. Взгляды литературных критиков на произведения Ван Луяня были практически схожими, а произведения Лу Синя вызывали в их среде противоречащие оценки, требовали глубокого изучения и осмысления для выработки собственной точки зрения. Поэтому статья «О Лу Сине» появилась несколько позже. Однако в октябрьском номере «Сяошо юэбао» она была напечатана-таки прежде, поскольку Е Шэнтао, с позиции редактора, полагал, что надо отдать предпочтение статье «О Лу Сине», учитывая и то обстоятельство, что тот только что приехал в Шанхай из Гонконга и она как бы приветствовала писателя. Статья вышла под псевдонимом «Фан Би» («Квадратная яшма»), восходящим к моему раннему псевдониму «Сюань Чжу» («Черная жемчужина»). Я не прибег к псевдониму «Мао Дунь», так как многие могли догадаться, кто автор работы. В самой статье я говорил о рассказах и фельетонах Лу Синя. Я писал, что, когда читаешь его рассказы, они вызывают глубочайшее сопереживание:

«Мы печалимся вместе с вдовой Шань, относимся с симпатией к ленивому и беспечному Кун Ицзи, нам уже не забыть сломанного жизнью Жунь Ту, у нас болит душа за тетушку Сянлинь, с замиранием сердца мы следим за авантюрой Айгу, презираем и жалеем Акью… [134] Герои известных произведений Лу Синя: рассказов «Завтра», «Кун Ицзи», «Родина», «Моление о счастье», «Развод», повести «Подлинная история Акью». Мы чувствуем, что это исконно китайское, это мысли и судьбы девяноста девяти процентов современного населения страны… На души «сыновей и дочерей старого Китая» давят тяжелым грузом тысячелетние традиции, их бытие отвратительно, жизнь достойна проклятия, но невозможно отрицать само существование, как и нельзя не признать тот факт, что и собственная душа еще не полностью освободилась от гнета многовековых традиций».

Я считаю, что именно здесь кроется причина, почему сборники «Клич» и «Блуждания» вновь и вновь заставляют нас обращаться к ним. Я также отмечал, что все, кому нравятся рассказы Лу Синя, непременно должны прочитать и его фельетоны, так как последние помогают нам более глубоко понять смысл рассказов писателя. Фельетоны Лу Синя полны духа противления и безжалостного разоблачения — «противления всякому угнетению, разоблачения всякой лжи!» В них виден огонь молодости, горящий в груди автора. Они показывают его как прекрасного наставника молодежи, хотя сам он и не признавал этого. Лу Синь никогда не обращался с высокомерными поучениями к молодежи, но всегда находил время, чтобы учить ее, как жить и что делать. Он призывал молодых людей «не бояться говорить, смеяться, плакать, гневаться, драться, чтобы в этом проклятом месте заставить отступить эту проклятую эпоху». Он призывал молодежь отрешиться от старого, стремиться к новому, бороться за существование, а не дрожать за свои жалкие жизни; он учил, что стремление к сытости и теплу еще не означает стремления к роскоши, а распущенность отнюдь не сродни развитию. Лу Синь предупреждал младшее поколение, что надо учиться быть «крепкими», однако не признавал бессмысленных жертв. В своей статье я также отмечал, что все сказанное автором относится и к нему самому: «Честно и непредвзято отрекается от себя». И еще: