Мао Дунь - Избранное

Увидев слово «туберкулез», мать испугалась: «Что значит „костный туберкулез“?» Переводчик отвечал: «Это когда туберкулезные паразиты внедряются в костные ткани».

Больше мать не стала ничего спрашивать. Бабушка и Бао Чжу тоже не подавали голоса, обе подавленные услышанным.

Медсестра открыла кожаный чемоданчик, врач вытащила из него две-три стеклянные баночки с пилюлями и порошками. Выбрав необходимые, она приготовила более двадцати порошков и пилюль. Переводчик разъяснил, что пилюли и порошки надо принимать в день по одному каждого вида. Затем японка поклонилась бабушке и вместе с медсестрой вышла из дому. Бао Чжу, провожая переводчика, спросила его, что это за лекарство и от чего оно предназначается. Тот ответил, что лекарство возбуждает аппетит и одновременно смачивает кишечник. «А сейчас осмотр закончен, и вечером мы должны отправляться назад в Наньсюнь», — продолжил он. В этот самый момент возвратилась медсестра, сообщив, что за лекарство надо дополнительно уплатить четыре юаня.

Проводив врача, бабушка, мать и Бао Чжу поднялись наверх. Появилась и бабушка (мать отца), тоже направившаяся туда. Мать кратко рассказала ей о том, что сказал заморский врач, а потом спросила отца: «А ты знаешь, что такое костный туберкулез?» Отец долго думал. «В китайских книгах по медицине нет такого названия, — наконец ответил он. — «Туберкулезные паразиты» — это местные словечки. В книгах по западной медицине болезнь так и называется — «костный туберкулез», возбудителем которого является туберкулезная палочка, очень подвижная. Думаю, она как раз и добралась до костей. Такая болезнь неизлечима, а потому лекарства, что оставил японский врач, не принесут никакой пользы».

Говоря это, отец был очень спокоен. Бабушка и Бао Чжу заплакали. «А ведь прежде сами говорили, что надо все выяснить до конца, — рассмеялся он, — а теперь, когда узнали, что болезнь неизлечима, стал спокоен-то именно я! Однако я не знаю, сколько еще мне осталось. У меня ведь много дел, которые надо закончить перед смертью».

С этого дня отец больше не стал читать книг. Теперь он обычно вместе с матерью обсуждал какие-то проблемы. Через день-два он приготовился говорить, а мать взяла в руки кисть. Хотя я все время находился рядом, но тогда еще вряд ли мог понять смысл происходящего. Мать писала и лила слезы одновременно; закончив писать, она вслух читала написанное, а отец в знак согласия кивал головой, приговаривая: «Так, так…» Закончив, мать подумала немного и сказала: «Это все очень серьезно. Записывала я, но ведь могут сказать, что это не твои слова, поэтому надо пригласить свекра, чтобы он написал это». Отец горько усмехнулся: «Ты обдумала все основательно». Затем меня попросили позвать деда. Когда дед пришел в комнату, отец, не отдавая ему написанное матерью, зачитал все от начала и до конца, попросив его записать. Помню последние фразы: «Со слов Шэнь Бофаня записал его отец». Ниже был проставлен год, месяц и число. Позже я узнал, что это было отцовским завещанием. По словам отца, занесенным в завещание, положение Китая таково, что если не поднимется вторая волна реформаторства, то страна будет расчленена великими державами, причем задачей реформаторства было и будет прежде всего возрождение производственной и коммерческой деятельности, воспитание естественно-научных и технических кадров; если мы не хотим превратиться в рабов в собственной стране, то надо основательно браться за развитие техники, на что можно найти средства за границей. Здесь же отец призывал нас с братом не заблуждаться в понимании значения свободы и равноправия.

На следующий день он велел матери разобрать книги: по медицине — подарить другим, романы — оставить дома. Указывая на книгу с произведением Тань Сытуна «Учение о гуманности», он сказал мне: «Это величайшее творение, сейчас ты ее не поймешь, но потом, возможно, сможешь осилить».

С тех пор отец больше не читал книги по математике, но каждый день говорил о делах страны, часто рассуждая о том, как Япония сделалась сильным государством после реформ, осуществленных в ходе революции Мэйдзи [123] Революция Мэйдзи — буржуазная революция 1867—1868 годов в Японии. . Он постоянно убеждал меня: «Великий муж должен посвятить себя служению Поднебесной». А потом многократно разъяснял, что это значит. И мать желала видеть меня устремленным человеком, а так как пословица гласит: «Старший брат — как отец», то будущее моего брата целиком зависит от того, какой пример я ему подам.

Летом следующего года стояла невыносимая жара. Матери показалось, что две комнаты, где раньше собирался жить прадед (в семье их называли «новыми»), пустуют, поэтому она попросила перенести отца в одну из них на первый этаж с окнами на запад. В конце лета — начале осени отец скончался. Смерть пришла к нему без мучений, будто бы он просто уснул вечным сном. Однажды, когда мать стала звать отца, а отец не откликнулся, то сначала решили, что он спит, но в лице его уже не было ни кровинки, пульс не прощупывался, стало ясно: он действительно покинул любимую жену и прекрасных сыновей, отправившись в сильный и богатый Китай второй волны реформ, о котором столько мечтал.

Я и брат как раз занимались, когда услышали надрывный материнский крик. Стремглав бросившись в комнату, мы увидели, что она уже стала менять отцу одежду, и тут же расплакались. Вскоре собрались все домашние, суматошно пытаясь помочь матери, а та отказывалась от помощи, заливаясь слезами. Она сама протерла горячим полотенцем насухо тело отца, обрядила его в погребальную одежду и разрешила осторожно распрямить согнутые ноги.

Тело перенесли в комнату с окнами на восток, которая обычно служила гостиной. От начала и до конца мать лишь беззвучно всхлипывала, сдерживая рыдания. Но как только вошли плачущие бабушка и Бао Чжу, она дала слезам волю.

Так как было очень жарко, отца похоронили уже на следующий день. После похорон мать устроила поминальную в комнате, оде он умер, поставила туда пару цветочных ваз, в которых всегда были живые цветы. Ко входу комнаты была обращена фотография отца. По обе стороны от застекленной рамки с фотографией, мать укрепила парные надписи, выполненные изящным почерком:

«В юные годы Конфуция и Мэнцзы читал наизусть, стал старше — увлекся акустикой, оптикой, химией и электротехникой, печалился о положении в стране, был полон забот о своей семье, увы, вдруг его захватила болезнь, талант не полностью раскрыв, он умер, не доведя до конца любимого дела; прекрасный человек и мой учитель, мы целых десять лет все отдавали друг другу, но град побил весенние цветы, его и сотней жизней не воскресишь, а ныне, выполняя его завещание, буду воспитывать и наставлять двух сыновей».