Алексей Николаевич Толстой - Хождение по мукам

В Орле свирепствовал террор... — Упоминание о событиях в Орле, возможно, является отзвуком разговоров Толстого с И.А. Буниным, приехавшим из Орловской губернии в Москву в октябре 1917 г. Об этом см. в воспоминаниях И.Г. Эренбурга о Толстом: «Иногда к нему приходил И.А. Бунин, умный, злой, и рассказывал умно, зло, но несправедливо; рассказывал, помню, как к нему пришел мужик – предупредить, что крестьяне решили сжечь его дом, а добро унести. Иван Алексеевич сказал ему: “Нехорошо”, – тот ответил: “Да что тут хорошего... Побегу, а то без меня все заберут. Чай, я не обсевок какой-нибудь!” Толстой невесело смеялся» ( Воспоминания. С. 88). Сведения о событиях на Орловщине доходили и до Одессы, где в конце лета 1918 г. оказались оба писателя. 4 (17) августа В.Н. Муромцева-Бунина записала в своем дневнике: «Про Елец рассказы страшны: расстреляно много народу» ( Устами Буниных. Т. 1. С. 185).

...кудрявый жилистый парень с бабьим лицом... — Писатель с достаточной узнаваемостью воссоздал портрет футуриста В.В. Каменского (1884—1961), которого называли «матерью русского футуризма». См. в воспоминаниях И.В. Грузинова: «Мне вспоминается один странный литературный вечер, устроенный футуристами в Политехническом музее. Литературный вечер возглавляли два футуриста: Давид Бурлюк и Василий Каменский (...) Эпатируя буржуа, футуристы выкинули такой трюк: Давид Бурлюк был объявлен отцом российского футуризма, Василий Каменский был объявлен матерью российского футуризма. Изображая собою мать российского футуризма, Василий Каменский старался придать своим жестам женственную плавность и нежность» (Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. М., 1990. С. 650).

...знаменитый футурист жизни Бубыкин... — «Футуристом жизни» называл себя Владимир Робертович Гольцшмидт (1891—1957), владелец футуристического Кафе поэтов. Один из современников писал о нем как об «одном из тех странных явлений, которые возникали в то бурное время. “Футурист жизни” ездил по городам, произносил с эстрады слова о “солнечном быте”, призывал чахлых юношей и девиц ликовать, чему-то радоваться и быть сильными, как он. В доказательство солнечного бытия он почему-то ломал о голову не очень толстые доски. Довольно красивый, развязный молодой человек, он выступал перед публикой в шелковой розовой тунике и с золотым обручем на лбу» ( Маяковский. Воспоминания. С. 494–495). Гольцшмидт стал прототипом одного из героев романа И.Г. Эренбурга «Необычайные приключения Хулио Хуренито»: «Некто, по фамилии Хрящ, а по профессии чемпион французской борьбы и “футурист жизни”, дававший советы молодым девушкам, как приобщиться к солнцу, водружал сам себе в скверике памятник. Хрящ был рослый, с позолоченными бронзовым порошком завитками жестких волос, с голыми ногами, невыразительным лицом и прекрасными бицепсами» ( Эренбург . Т. 1. С. 384).

Он читает огромную, бурную, хаотическую поэму. — Речь идет о Маяковском. Поэт С.Д. Спасский вспоминал, что период конца 1917 – начала 1918 г. проходил в «Кафе поэтов» «под знаком “Человека”. Главы поэмы читались Маяковским каждый вечер» ( Маяковский. Воспоминания. С. 173). По свидетельству П.Г. Антокольского, Маяковский читал поэму и в московском литературном салоне М.С. и М.О. Цетлиных; на чтении присутствовал Толстой: «В тот зимний вечер, в начале 1918 года, гостями их (Цетлиных) оказались чуть ли не все наличествующие в Москве поэты: тот же Бальмонт, Вячеслав Иванов, Андрей Белый, Пастернак, Цветаева, Эренбург, Инбер, Алексей Толстой, Крандиевская, Ходасевич (...) Близко к полночи, когда уже было прочитано изрядное количество стихов, с опозданием явились трое: Маяковский, Каменский, Бурлюк (...) Прочел стихи о Стеньке Разине Василий Каменский, наивно вращая глазами и широко улыбаясь. Наступила очередь Маяковского. Он встал, застегнул пиджак, протянул левую руку вдоль книжной полки и прочел предпоследнюю главу “Войны и мира”. Потом отрывки из поэмы “Человек”. Я слушал его в первый раз. Он читал неистово, с полной отдачей себя, с упоительным бесстрашием, рыдая, издеваясь, ненавидя и любя. Конечно, помогал прекрасно натренированный голос, но, кроме голоса, было и другое, несравненно более важное. Не читкой это было, не декламацией, но работой, очень трудной работой шаляпинского стиля: демонстрацией себя, своей силы, своей страсти, своего душевного опыта. Все слушали Маяковского, затаив дыхание, а многие – затаив свое отношение к нему. Но слушали одинаково все – и старики, и молодые. Алексей Толстой бросился обнимать Маяковского, как только тот кончил» (Там же. С. 148–149).

...у иных, попавших сюда из-за Москвы-реки, такое предчувствие, что настает конец света. — В начале XX в. в Замоскворечье проживало большое количество купеческих династий. Как правило, это были старообрядцы, вера которых пронизана ожиданием скорого конца света.

...курчавый блондин, рвущийся от Стеньки Разина к мировой коммуне... — Намек на футуриста В.В. Каменского, автора романа «Стенька Разин» (1916), поэмы (1918) и пьесы (1919) с одноименным названием, где главный герой воспет как непосредственный предшественник революции.

...он также читает о каких-то зайцах малопонятное и подражает соловьиному свисту. — Стихотворение «Заячья мистерия» открывает поэтический сборник В.В. Каменского «Звучаль веснеянки» (М., 1918. С. 3–5) и начинается словами:

Возможно, в другом случае речь идет о стихотворении Каменского «Солнцень-Ярцень» (1916), также вошедшем в «Звучаль веснеянки» (С. 146–147; с посвящением: «Вл. Королевичу – с сердечной чарой»; впоследствии перепосвящено «Давиду Бурлюку – великому парню»); стихотворение заканчивается словами:

Впервые: Одесские новости. 1918. 24 окт. (№ 10824). С. 1.

Републиковано: Деготь или мед. С. 286–288.

Печатается по тексту газ. «Одесские новости».

...чужеземные войска клочком бумаги разрубили ее, как наковальню картонным мечом. — Имеется в виду так называемый Брестский мир, мирный договор между Советской Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией – с другой, заключенный в Брест-Литовске 3 марта 1918 г. Договор состоял из 14 статей и различных приложений, в соответствии с которыми Россия теряла значительную часть своей территории (Польшу, Литву, часть Белоруссии и Латвии). Одновременно русские войска должны были покинуть Латвию, Эстонию, Финляндию, Аландские острова, Украину, а также округа Ардагана, Карса и Батума. Всего, по условиям договора, Россия лишалась около 1 млн кв. км территории.