Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Женелисио слегка прикрыл глаза под голубым пенсне и сухо ответил:

— Нет.

— Я, — смиренно сказал Рикардо, — тот самый Рикардо Корасао дуз Отрус, который пел на вашей свадьбе.

Женелисио не улыбнулся, не выказал никакой радости, ограничившись следующим:

— А, это вы? Хорошо. Что же вам нужно?

— Вы не знаете, что майора Куарезму арестовали?

— Кто это?

— Сосед вашего тестя.

— А, этот тронутый… Ммм… И что?

— Я хотел бы, чтобы вы приняли в нем участие…

— Мой друг, я не вмешиваюсь в такие дела. Правительство всегда право. Счастливо.

И Женелисио удалился осторожными шагами человека, который заботится о своих подметках. Рикардо же остался стоять, глядя на площадь, на прохожих, на неподвижную статую, на нескладные дома, на церковь… Все выглядело враждебным, злобным или равнодушным, лица людей напоминали морды хищников, хотелось плакать от отчаяния — он не мог спасти друга…

Затем он вспомнил об Алберназе и направился к нему. Дом стоял неподалеку, но самого его еще не было. Через час генерал пришел и, увидев Рикардо, спросил:

— В чем дело?

Сильно взволнованный трубадур объяснил ему все печальным голосом. Алберназ поправил пенсне, тщательно заложил золотой шнурок за ухо и мягко проговорил:

— Сын мой, я бессилен… Ты же знаешь, я — за правительство, и если я стану просить за арестованного, получится, что я ненадежный сторонник… Мне очень жаль, но что тут можно сделать? Терпение…

И он прошел в свой кабинет с жизнерадостной отделкой, держась уверенно и выглядя совершенно мирно в своей генеральской форме.

Из учреждений, как всегда, выходили и входили чиновники, звенели трамвайные звонки, сновали курьеры; глядя на все эти лица, Рикардо размышлял над тем, кто сможет ему помочь. Он не находил никого и понемногу впадал в отчаяние. Кто же это должен быть? Кто? Он вспомнил о своем командире и отправился к подполковнику Бустаманте, в то самое ветхое здание, служившее казармой их бравому батальону «Южный Крест».

В батальоне все еще было по-военному. Мятеж в заливе Рио-де-Жанейро закончился, но теперь предстояла отправка войск на Юг. Поэтому батальоны не стали распускать; среди назначенных к отправке был и «Южный Крест».

Во внутреннем дворике со следами мыльной воды на плитах хромой прапорщик по-прежнему трудился над обучением новобранцев. «На плеее… чо! Крууу-гом!»

Рикардо вошел в старое здание, быстро поднялся по шаткой лестнице и, оказавшись в дверях комнатки Бустаманте, крикнул: «Разрешите войти, командир?»

Бустаманте был не в духе. Отъезд в штат Парана его не устраивал. Как же он будет следить за отчетностью батальона в случае сражения, во время беспорядочных маршей и контрмаршей? Это глупо — заставлять командира идти в поход: он должен оставаться в арьергарде, чтобы принимать необходимые меры и руководить подготовкой отчетности. Обо всем этом он и размышлял, когда к нему обратился Рикардо.

— Войдите, — сказал он.

Бравый подполковник поглаживал свою длинную разноцветную бороду. Доломан его был расстегнут. На одной ноге не было ботинка, и, чтобы предстать перед подчиненным в надлежащем виде, Бустаманте надел его.

Рикардо изложил свою просьбу и терпеливо стал ждать ответа. Ждать пришлось долго. Наконец, Иносенсио покачал головой и сурово взглянул на подчиненного:

— Убирайся, иначе я прикажу арестовать тебя! Вон!

И он указал на дверь энергичным и воинственным жестом. Капрал тут же исчез. Полуразрушенное здание по-прежнему наполнялось величественными криками хромого инструктора, ветерана Парагвайской войны, командовавшего во дворике: «На пле- ее… чо! Крууу-гом! Марш!»

Рикардо пребывал в печали и унынии. Казалось, доброта и любовь исчезли из мира. Он, всегда воспевавший в своих модиньях преданность, любовь, привязанность, теперь видел, что таких чувств не существует. Он гонялся за фантазиями, химерами. Рикардо взглянул в высокое небо — спокойное, безмятежное, — затем на деревья: гордо возвышающиеся пальмы в титаническом порыве пытались дотянуться до небосвода. Он оглядел дома, церкви, дворцы и подумал о войнах, о крови, о горе, которыми было заплачено за все это. За жизнью, за историей, за героизмом стояли насилие над другими людьми, гнет и страдание.

Вскоре он вспомнил, что должен тем не менее спасать друга и что надо действовать дальше. Кто еще мог бы помочь? Он порылся в памяти, перебрал нескольких человек и в конце концов остановился на крестнице Куарезмы. Придя к ней в «Реал Грандезу», он поведал о случившемся и о своих безуспешных хлопотах. Ольга была одна: муж ее работал все усерднее, чтобы воспользоваться победой правительства, не теряя не минуты, увиваясь за важными людьми.

Перед глазами Ольги предстал крестный — вечно задумчивый, мягкий, настойчивый в своих идеях, чистый, как романтически настроенная девушка… На миг она лишилась воли к действию, объятая глубокой печалью. Казалось, ее молитв хватит, чтобы облегчить страдания крестного; но затем он предстал перед ее глазами весь в крови — он, такой великодушный, такой добрый… И она поняла, что должна спасти его.

— Что же делать, мой дорогой сеньор Рикардо, что делать? Я никого не знаю… У меня нет связей… Мои подруги… Алиса, жена доктора Брандао, уехала за границу… Кассилда, дочь Кастриото, не сможет… Господи, я не знаю!

В последних словах прозвучало само отчаяние. Оба помолчали. Ольга, сидевшая на стуле, обхватила голову руками и впилась длинными жемчужными ногтями в черные волосы. Рикардо стоял с недоуменным видом.

— Господи, что делать? — повторяла она.

Ольга впервые осознала, что в жизни бывают безнадежные положения. Она твердо вознамерилась спасти крестного и принесла бы в жертву что угодно — но это было невозможно, невозможно! Не существовало никакого средства, никакого способа. Куарезме оставалось лишь отправиться на место казни и взойти на Голгофу без надежды воскреснуть.

— Может быть, ваш муж? — предположил Рикардо.

Она задумалась, размышляя о характере мужа, но вскоре поняла, что его эгоизм, амбиции и жестокость не позволят ей сделать такого шага.

— Ну нет, это…

Рикардо не знал, что еще подсказать, бездумно разглядывая обстановку комнаты и высокую черную гору, видневшуюся за окном. Ему хотелось высказать предложение, дать совет, но ничего не приходило в голову. Ольга так и сидела, запустив пальцы в свои черные волосы, глядя в стол, на котором покоились ее локти. Стояла торжественная тишина.

Внезапно глаза Рикардо весело заискрились, и он сказал:

— Если бы вы отправились туда…

Ольга подняла голову; глаза ее расширились от изумления, черты лица сделались жесткими. Она немного подумала, совсем немного, и твердо сказала: